Оппозиция

Михайлова Ирина Анатольевна

Все как будто ждали чего-то. Чего-то другого.

Данил не мог разглядеть его на сцене - было далеко. Но хорошо видел на экране.

Джинсы, клетчатая рубашка, куртка.

– А кто это?
– спросил Данил.

– Да ты что!
– Дима удивился, - его все знают.

– Здравствуйте, друзья, - начал он.

И все опять зааплодировали.

– Знали бы вы, как я рад вас всех видеть.

Люди зааплодировали сильнее.

– Уже несколько лет прошло с тех пор, как мы первый раз вышли на акцию протеста. Это был тяжёлый путь. И он не закончен.

У нас с вами есть только два выхода - мы можем собрать чемоданы, сесть на самолёты, на поезда и оставить страну. Но есть и другой. Остаться, гнуть свою линию и продолжать сопротивляться. Да, сопротивляться опасно. Тех, кто сопротивляется в России, убивают, тех, кто сопротивляется в России, сажают в тюрьмы, тех, кто сопротивляются в России - бьют. Но нет сегодня ничего важнее, чем сопротивление. Каждый из нас - это то, как он сопротивляется. Мы уедем из России? Мы оставим нашу страну проходимцам? Это наша страна. Это наш город. И мы будем биться за свою страну, мы будем участвовать в выборах, мы будем выходить на акции протеста, мы будем рассказывать людям правду.

Он отчеканивал слова, и они невольно врезались в память.

Данил стоял как заворожённый.

– Друзья!
– продолжал парень.
– Нам предстоит долгий путь, но я уверен, что мы пройдём этот путь до конца. Это наш гражданский долг. И Россия будет той страной, которой можно гордиться. Безопасной для своих граждан. Не сегодня - завтра - это произойдёт. Потому что эта власть обречена. Будущее принадлежит нам.

Все стояли молча. Только где-то далеко - наверное, около самой сцены раздавались отдельные крики и возгласы.

– Сколько можно говорить, - сказал мужик рядом с Данилой, - Дело давай!

Данил посмотрел на него. Немолодой, одет в чёрное короткое пальто. Ключи от машины торчат из кармана джинсов.

"Что он забыл здесь?" - подумал Данил.

– Говорят и говорят. Дело, дело давай!
– крикнул мужик сцене.

– Правильно, - сказали рядом с ним, - уже сколько лет ходим. Состаримся скоро.

Все стали ещё мрачнее - казалось, они ждут совсем другого.

Начался дождь, но люди продолжали стоять. Кто-то раскрыл зонт, но он мешал - и его закрыли.

Прошло часа три.

Но никто не уходил. И не думал уходить.

На сцену выходили разные люди. Данил никого не знал. Но они все говорили и думали одно и тоже.

"Судьи служат не праву, а власти, которая не хочет избираться по закону".

"Нам пятнадцать лет рассказывают сказки о том, как мы скоро здорово заживем. Вы всё ещё верите?"

"Правильно проводить митинги в Марьино, правильно проводить митинги в центре, правильно делать хоть что-то".

"Люди пришли сюда, чтобы показать, что они есть, чтобы сказать власти, что они устали это терпеть".

"Россия не должна жить в страхе и злобе. Россия будет хорошей, вот наш лозунг!"

"Россия будет свободной!"

"МЫ ХОТИМ ПЕРЕМЕН" - мелькало перед глазами Данилы.

Потом опять вышел парень в клетчатой рубашке.

– Спасибо огромное, что пришли. Я знаю, здесь было много шуток на тему того, что мы приехали в Марьино.

Да, это так. Но не сомневайтесь. Мы приедем и к вам. Мы придём на запад Москвы. Мы придём на Восток Москвы. Мы придём в центр Москвы. Мы придём куда надо. Эта власть не навсегда. Товарищ! Верь! Взойдёт она! Звезда пленительного счастья! Россия вспрянет ото сна! И на обломках самовластья! Напишут! Наши! Имена!

Данил узнал Пушкина.

И ему вдруг показалось, что они стоят на той самой площади - 25 декабря 1825 года. И вот-вот должен выйти царь.

Но никто не вышел.

Данил смотрел на экран - огромная толпа никуда не расходилась. Люди угрюмо смотрели прямо перед собой, как животные в загоне, намереваясь либо ждать, когда откроются ворота, либо снести их.

Данил отошёл в сторону, насколько это было возможно. А люди, всё также молча, продолжали стоять и смотреть на пустую сцену и на экран над ней.

Наверное, нужно было расходиться.

Но вдруг кто-то крикнул:

– Россия будет свободной!

Этот крик прозвучал так странно и страшно над тишиной огромной толпы, что все поневоле вздрогнули и посмотрели друг на друга.

Разные люди. Взрослые. Хорошо одетые. Живущие в квартирах. Приехавшие на машинах. С семьями и работой. С деньгами.

Они все смотрели друг на друга. А Данил - на них.

Потом крикнул кто-то ещё.

– Россия будет свободной!

Потом ещё.

Потом ещё и ещё.

И вдруг вся толпа закричала в один голос, в один момент.

– Россия будет свободной! Россия будет свободной!

Застучали в ладоши - три раза под каждое слово - Россия! Будет! Свободной!

Одно слово - один хлопок. Россия.

Будет.

Свободной.

И вся толпа - за одним этим выкриком - повторяла как эхо в горах.

– Россия будет свободной.

И Данил стал повторять за ними. Сначала тихо. Потом громче и громче. И, наконец, заглушая собственный голос.

Толпа развернулась, как по неслышному приказу, и пошла к полицейскому заграждению, скандируя.

Данил пошёл вместе с ней.

– Началось!
– крикнул радостно Дима.

"Началось", - подумал Данил.

Его сердце сильно билось. И от того, что пошло хоть какое-то действие. И от того, что он был частью этого действия. И от музыки, и от людей, и от слов, которые теперь постоянно звучали в его голове. От всего.

Он шёл и кричал, пока не упёрся в полицейский кордон. Дальше - улица. Дальше идти так - с криками и плакатами - нельзя. Он резко остановился и в упор посмотрел на людей в чёрной форме.

Полицейские ничего не говорили. Они тупо и устало смотрели на происходящее. Казалось, им глубоко плевать на всё, они будут действовать в зависимости от приказов, но самим им хочется оказаться по ту сторону митинга, где ничего этого нет.

Но что там - по другую сторону митинга - Данил разглядеть не мог. Дома, свет в окнах, машины ездят, люди ходят, собаки лают.

Он обернулся назад - толпа всё ещё шла и скандировала - "Россия будет свободной".

"Но Россия, - думал Данил, - это там или здесь?"