Оправа для бездны
Шрифт:
– …Если не дойду, – твердо оборвала обиженное сопение Насьты сайдка, – то вы должны помнить, что самое ценное, что вам нужно оберегать, – это не меч, что за спиной у меня висит, хотя вижу я, как Марик на него смотрит, а глиняная ступка у меня в мешке. Простая глиняная ступка.
– Глиняная ступка, – повторил Насьта и уточнил: – Это та, которую ты в соседний поселок ходила заказывать? Так я знаю того горшечника – он таких ступок сколько хочешь налепит! Да и вообще ступку из камня точить надо, она ж прочнее будет. А это что за ступка? Чуть зерно тверже…
– Насьта! – оборвала ремини Кессаа. – Та ступка, что у меня в мешке. И никакая другая.
– Что делать с ней? – только и спросил Марик, вместо того чтобы клясться, что только после их с ремини смерти что-то и может случиться с сайдкой.
– Айру найдите и передайте ей, – просто сказала Кессаа, улеглась на спину и закрыла глаза, пробурчав, перед тем как уснуть: – А на колдовство мое и в самом деле пока не рассчитывайте больше. В городке среди воинов трое рептских магов стояли, чуть ли не насквозь глазами пробивали каждого.
Засопел, заворочался рядом Насьта, а Марик долго уснуть не мог. И не потому, что звезды словно глаза ему сквозь веки высверливали, – из головы все за день произошедшее не выходило. Расставание с рептской ладьей перед взором стояло, которую, как объяснила Кессаа, бросили только потому, чтобы весть об уходе прославившейся целительницы и Оры от желтого утеса среди рудодобытчиков и любопытствующих разнести. А то ведь можно было веслом помахать да в самую Ройту без забот прибыть. Опять же бордель этот странный в голове маячил, слепец, который или в воздухе растаял, или глаза отвел, да и колдуны-репты. Их-то Марик и вовсе не сумел разглядеть – верно, потому, что насмешки стражников над его сачком вскипятили кровь. Когда же он перестанет быть мальчишкой и сделается наконец воином – холодным и собранным? Потянул на себя Марик конец нити, подергал ее, потом подумал, стащил с древка сачок и со щелчком насадил на его место клинок. Хотел уж было подняться, кости размять, погонять сухой рептский ветер, да только поморщился: еще ноги переломаешь среди валунов. Вон прочие путники вдоль дороги костры зажгли – так и мерцают огоньки сквозь кусты. Не полезли на камни, остались у тракта, где и земля мягче, и люди вокруг… Впрочем, что там уснул бы, что здесь забылся…
В утренней мгле Марик проснулся. Сначала взгляд чужой почувствовал и частое дыхание, а уж через мгновение и нить палец защекотала. Трое к их стоянке подошли. Фигурами за тяжелых воинов сошли бы, а двигались неслышно – будто плыли над склоном. Один из них пса держал, который и натянул нитку. Большой пес был, умный, ни звука не издал, только обрубком хвоста по ляжкам бил, а все равно с шумом воздух через ноздри выпускал. Замер баль, древко глевии нащупал, сквозь прищуренные ресницы к незнакомцам пригляделся. Напомнили они ему кого-то – правда, не мечами, которые теперь поблескивали в их руках… или в ножнах они при прошлой встрече были? Короткие мечи, не для битвы в открытом поле, а для близкого боя, а в остальном… Не они ли на свист бордельного нанимателя в постоялом дворе отозвались? Что ж делать-то?
Недолго Марик раздумывал, да и времени на раздумья у него не осталось. Если бы клинки в свете Селенги не сверкали, окликнул бы незнакомцев, а так – только ноги под себя подобрал, когда пес молча, не издав даже рыка, бросился вперед. Тут-то и помянул про себя Марик реминьского кузнеца. Насквозь лезвие глевии грудину псу пробило. Так легко в кость вошло, что даже и завизжать зверь не смог, или в породе у них было так положено – смерть беззвучно принимать, вот только погонщики его отступать и не думали: тоже вперед рванулись. В мгновение Марик на ногах оказался, крутанул в руках древко, едва спину не потянул, но все-таки облегчение почувствовал – слетел с клинка зверь, да уж разворачивать оружие некогда было, так и ткнул противника под замах в гортань заостренным утяжеленным комлем. Захрипел тот и повалился Марику под ноги. Тут и засвистела над головой безусого баль глевия, словно в это самое мгновение к рукам прирастать начала. Правда, воины явно не спешили испытать на себе прочность ее лезвия. Отшатнулись в стороны, мечи выставили, да стрела у Марика под рукой фыркнула и сразила одного из напавших. Последний сразу же ринулся вниз по склону, но далеко не ушел – покатился, обламывая древко второй стрелы, вошедшей ему чуть выше воротника.
– Где ж ты раньше-то был? – обернулся к ремини Марик уже после того, как понял, что нападавшие мертвы.
– Да где бы ни был! – проворчал Насьта, стирая пуком травы кровь с одежды. – Разве от твоего броска увернешься? Я-то ладно – ты ж ведь мне лук мог сломать! Да что лук – шею! В этой псине веса – как в хорошем кабане! Чего ты швырнул-то его на меня?
– Да… – почесал затылок обескураженный Марик и вдруг понял, что он только что убил человека. Дыхание у него перехватило, и, цепляясь за древко, он тяжело осел на ближайший валун.
– Собаку не считаем, – буркнул, морщась, Насьта. – А без собаки – за мной уже двое против твоего одного. С почином тебя, баль. И меня, кстати. Не рановато ли начали?
– Тихо, – негромко бросила Кессаа, выпрямляясь, и Марик понял, что и сайдка явно не в полусне провела схватку. Блеснула колючка, отправляясь в ножны, Кессаа забросила на спину мешок и тут же наклонилась над телом одного из нападавших.
– Мы их видели на постоялом дворе, – пробурчал ремини. – Эти молодцы были с тем нанимателем, который в бордель нас зазывал.
– Обыщите их, – приказала сайдка и взмахнула руками, расстилая над травой полосы сизого тумана. – Не волнуйтесь, сейчас сразу они не двинутся к Суйке, я держу их пока.
– Дожили, – вздохнул Марик. – Удивляемся, когда мертвец падает, а не ногами топает.
– А что искать-то? – не понял Насьта.
– Деньги, амулеты, татуировки – все, что может рассказать о них хоть что-то.
На телах найти ничего не удалось. Правда, у первого же воина Кессаа обнаружила большой и прочный суконный мешок, годный, чтобы человека туда поместить, но даже оружия у воинов никакого не было, кроме мечей, ножей и странных коротких плетей, похожих на прихваченные металлическими кольцами к коротким рукояткам набитые тяжелым песком кишки.
– Свинец, – принюхалась к вытертой до блеска коже Кессаа.
– Кровью пахнет! – откликнулся Насьта.
– И кровью тоже, – кивнула Кессаа. – Странные порядки в их борделе. Я бы сказала – как в загоне для рабов. И лица у помощников нанимателя не рептские и не сайдские. Хотя и похожи на сайдов. Кстати, воины они не слишком хорошие или не успели себя проявить… Мне показалось, что им привычнее сражаться где-нибудь на палубе морской ладьи или галеры. Ну об этом после. Стрелы вытащил, ремини? Пойдем посмотрим на хозяина этих молодцов.
Она взмахнула руками, словно подбирала расстеленное колдовство, и Марик почувствовал, как сердце начинает заходиться в груди. Убитые воины зашевелились, затем неуклюже поднялись на ноги и медленно пошли в сторону гор.
– Не переберутся через горы, – прошептал побледневший Насьта. – Ведь в Суйку все они отправляются? Анхель говорил, что злая воля их по дорогам ведет. И почему собака никуда не собирается?
– Значит, есть там дорога, – заметила Кессаа. – А собака Суйке без надобности… наверное.