Оправдан будет каждый час...
Шрифт:
Мой отец работал вместе с Дмитрием Петровичем Филатовым. Дмитрий Петрович вышел из семьи, давшей русской науке Н.Ф. и В. П. Филатовых, Д. Н.Крылова, А. М. Ляпунова. Он был другом И. М. Сеченова. Продав — формально, за абсолютный бесценок, пять копеек за десятину — свою землю крестьянам, Филатов пошел на драматический разрыв с женой, восставшей против его научных занятий. По сути дела, он стал отшельником, все существование которого, весь быт были предельно скромны — только занятия, университет, экспедиции, поражающее людей посторонних самоистязание. Он был непреклонно тверд в своих взглядах. Удивительно, что у него не было врагов. Его уважали все, ибо он был бескорыстным и глубоко идейным человеком. Безукоризненная нравственная позиция
Я уже упоминал профессора Скадовского. Сколько раз в своей жизни я слышал это имя! Сергей Николаевич Скадовский. Именно онбыл научным руководителем звенигородской экспедиции, под его началом отец развивал новое в то время физико-химическое направление в биологии. Результаты этих исследований, опубликованные в его научных работах тридцать второго — тридцать седьмого годов, «представляют, по мнению специалистов, выдающийся научный интерес для раскрытия закономерностей, лежащих в основе взаимоотношений между физико-химическим режимом водоемов и биологией фитопланктона. Его работы вместе с исследованиями школы С. Н. Скадовского легли в основу физико-химического направления в биологии, значение которого трудно переоценить».
Сергей Николаевич Скадовский, в отличие от суховатого, всегда корректного и сдержанного Кольцова, не был метром. Он не просто работал со своими учениками, но и существовал вместе с ними. В его доме усталые и голодные молодые биологи получали тарелку супа и кусок мяса, здесь они спорили допоздна, до хрипоты не только о своих специальных проблемах и делах, но и о многом, что делалось в науке вообще, что происходило в стране, что трогало, волновало, настораживало. Споры были ожесточенные, яростные, но всегда удерживался уровень корректности, уважения к оппоненту, к иному мнению, чужому взгляду.
Признание правоты точки зрения, не совпадающей с твоей, было важным принципом этой среды, этой школы, не только ее основателей Кольцова и Скадовского, но и младших учеников. Потом, когда все уставали от споров, Сергей Николаевич Скадовский, чуть-чуть похожий на чеховских героев, именно как чеховский герой, садился за фортепьяно. Правда, репертуар уже был нечеховский. «Поэма экстаза» Скрябина.
Этих людей как-то не очень интересовали поездки за границу — кроме тех, что были нужны д е л у,— дачи, автомобили. Было бы неверно говорить, будто все они воспарили над бытом. Нет, быт притягивал некоторых, притягивал, но не подавлял. Бытовые излишества и амбиции им были чужды. И мой отец, уже известный ученый и немолодой человек, никогда не отдыхал в роскошных санаториях или в домах отдыха с номерами «люкс», а постоянно из года в год — на академической турбазе в Прибалтике, где он мог грести на лодке по реке Лие-лупе, часами в одиночку бродить в лесу.
Сегодня иной раз не отличишь молодого ученого от преуспевающего официанта, бармена в каком-нибудь ресторане или заведующего секцией промтоварного магазина. Определенная стилевая однотипность: тонкие большие очки с затемненными стеклами, дубленки, белые финские сапоги, терпкий парфюмерный запах «Мальборо», ограниченный, стабильно изысканный ассортимент летних и зимних курортов, горные лыжи на Цахкадзоре, летом — Пицунда или Рижское взморье.
Могут возразить, что я сгущаю краски. Что ж, это мое право, и я встречал, конечно, совершенно иных, и внешне и внутренне, молодых ученых, таких немало, преданных истово и бескорыстно своему делу, но все же в целом, и это отмечают сами ученые, новые научные поколения сильно превосходят в практицизме своих предшественников…
В научных школах тех лет были свои особенности, свой стиль, своя атмосфера, свои шуточки и воспоминания. И я мысленно вижу своего отца, поющего песню в лодке на Днепре после удачных опытов, хорошей конференции. Трое молодых ученых плывут на лодке по Днепру, что-то рассказывают и хохочут, среди них отец. Об этом вспоминает в своей книге академик Дубинин.
О Н. К. Кольцове я уже писал. Николай Константинович Кольцов был одним из первооткрывателей науки о водорослях, создателем и первым директором Института экспериментальной биологии. Он и его ученики заложили основы физико-химического направления в биологии и молекулярной генетике. Кольцов еще в 1928 году выдвинул гипотезу о молекулярном строении хромосом, разработал первую схему их строения. Его работы значительно обогатили экспериментальную зоологию, цитологию, генетику.
В 1948 году в своем докладе на сессии ВАСХНИЛ Т. Д. Лысенко говорил: «Академик Н. К. Кольцов утверждал: «Химически генонема с ее генами остается неизменной в течение всего овогенеза и не подвергается обмену веществ, окислительным и восстановительным процессам». В этом абсолютно неприемлемом для грамотного биолога утверждении отрицается обмен веществ в одном из участков живых развивающихся клеток. Кому не ясно, что вывод Н. К. Кольцова находится в полном соответствии с вейсманистско-морганистской идеалистической метафизикой».
Еще дальше пошел академик Митин: «…в качестве другого ярого защитника вейсманизма и автогенеза выступал у нас также (евгенист и проповедник расовых теорий в биологии) профессор Н. К. Кольцов… Он преподносил в своих писаниях под флагом науки реакционнейший и сумасшедший бред».
Этот русский ученый обладал высочайшим авторитетом. Кольцов в известном смысле был максималистом, человеком увлекавшимся и несколько остывавшим к своим ученикам, но он необыкновенно ценил талант, научную дерзость, соотнесенную с совокупностью фактов, с реальностью.
Сегодняшняя отечественная гидробиология во многом обязана профессору Кольцову.
Представляю себе, что все эти люди были чужды и непонятны — даже человечески, житейски — Лысенко и его сподвижникам, чей простецкий, жесткий, псевдонародный и авторитарный стиль был противоположен их демократическому и интеллигентному стилю с пресловутым «В спорах рождается истина».
Очевидно, Лысенко была ближе звонкая, притягательная формула «Истина принадлежит тем, кто ее делает».
Формулы формулами, но истина советской биологии рождалась трудно — из опытов, поисков, беспощадного самоанализа, прозрений, ошибок, труда, борьбы с врагами истины, то есть теми, кто присвоил себе статус ее абсолютных носителей и владельцев.
Сегодня Т. Д. Лысенко или, скажем, О. Б. Лепешинская с ее детскими «опытами» выглядят устрашающими анахронизмами, но в то время они считались единственными, кто говорил от имени истины, подлинной материалистической классовой науки.
Известно, что разгром генетики Т. Д. Лысенко планировал еще в конце тридцатых годов, чуть ли не накануне войны. Уже тогда был выведен из научного спора, из работы руководитель Института генетики Николай Иванович Вавилов, но у него оставалось много последователей, друзей, коллег, учеников.