Опрокинутый мир
Шрифт:
Элизабет закрыла глаза и отвернулась. Выносить столь чудовищное несовпадение реальностей было выше ее сил.
От ветра ее знобило, она стянула с лошади попону и, закутавшись, отошла за дюны. Мужчины сразу же забыли о своей спутнице, Гельвард вытащил какой-то другой инструмент. Он считывал показания вслух, голос его на ветру звенел пронзительно и тоскливо.
Они работали мучительно медленно, кропотливо проверяя друг друга. Через час Блейн упаковал свою часть снаряжения, сел в седло и поскакал по берегу в северном направлении. Гельвард
Она истолковала это как крошечную трещинку в разделявшем их барьере. Закутавшись в попону еще плотнее, Элизабет спустилась по дюнам к кромке прибоя и спросила:
— Вы хоть знаете, где находитесь?
Он даже не повернул головы.
— Нет, не знаем. И никогда не узнаем.
— В Португалии. Эта страна называется Португалией. Она в Европе.
Элизабет передвинулась так, чтобы заглянуть ему в лицо. Секунду-другую он смотрел на нее в упор, но без всякого выражения. Потом безмолвно покачал головой и прошел мимо женщины к своей лошади. Барьер был непреодолимым.
Элизабет оставалось лишь последовать его примеру и сесть в седло. Она пустила лошадь шагом — сначала вдоль берега, затем вкось от воды, в сторону базового лагеря. Несколько минут — и тревожная синева Атлантики пропала из виду.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
1
Гроза бушевала всю ночь, и всю ночь никто из нас не сомкнул глаз. Наш лагерь был расположен в полумиле от моста, и рев обрушивающихся на берег волн, приглушенный завываниями ветра, достигал нас как монотонный гул. Но нам, особенно в мгновения затишья, мерещилось, что мы слышим треск и стон дерева, крошащегося в щепу.
К утру ветер утих, и мы наконец-то заснули. Правда, ненадолго — кухня задымила, как обычно, с рассветом, и нас позвали на завтрак. За едой все молчали: темя для разговоров могла быть только одна и ее лучшее было не трогать.
Затем мы отправились к мосту. И не прошли и пятидесяти ярдов, как кто-то показал на кусок дерева, выброшенный волнами на берег. Мрачное и, как выяснилось вскоре, справедливое знамение: от моста не осталось ничего, кроме первых четырех свай, вбитых в относительно твердый грунт у самых дюн.
Я взглянул на Леру на эту смену он был здесь старшим.
— Понадобятся бревна, много бревен, — заявил он. — Меновщик Норрис, возьмите тридцать человек на валку леса.
Меня разбирало любопытство, что-то ответит Норрис: из всех гильдиеров, занятых на строительстве, он был самым нерадивым и поначалу то и дело донимал нас пространными нудными жалобами. Но сегодня он и не думал противиться — видно, детская болезнь бунтарства канула в прошлое. Он просто кивнул Леру, отобрал себе помощников, и они вернулись в лагерь за пилами.
— Значит, начнем все сначала? — обратился я к Леру.
— Конечно.
— А новый мост выдержит?
— Если построить его должным образом, надеюсь, выдержит.
Покинув меня, он занялся организацией работ по расчистке стройплощадки.
Гроза миновала, но огромные и злые волны позади нас все чаще с шумом обрушивались на берег реки.
Мы трудились весь день, не покладая рук. К вечеру площадка была расчищена, а Норрис со своей бригадой приволокли на берег четырнадцать толстых бревен. Теперь мы действительно могли наутро начать все сначала.
Но я не стал дожидаться утра и разыскал Леру. Он сидел в палатке один, перебирая листочки с набросками моста, хотя мысли его, по-моему, витали где-то далеко.
Встречи со мной не доставляли ему удовольствия, однако мы с ним здесь были старшими по рангу, и, помимо того, он понимал, что я не стану докучать ему без причины. Мы достигли примерно одинакового возраста: специфика моей работы на севере привела к тому, что я прожил множество никем не считанных, но субъективно долгих лет. Нам обоим было не слишком приятно сознавать, что он отец моей бывшей жены, и все же мы теперь стали ровесниками. Впрочем, ни один из нас не позволял себе прямо говорить об этом. Сама Виктория с тех давних дней, когда мы были женаты, постарела всего-то миль на двести, и пропасть между нами достигла такой ширины, что воспоминания о близости казались игрой воображения.
— Знаю, знаю, зачем ты пожаловал, — бросил он, едва я переступи порог. — Собираешься заявить мне, что этот мост нам никогда не построить.
— Да, это будет нелегко, — заметил я.
— Ты хотел сказать — невозможно.
— А как по-вашему?
— Я строю мосты, Гельвард. Думать мне не положено.
— Что за чепуха! Да вы и сами знаете, что это чепуха.
— Ладно, пусть чепуха. Но Городу нужен мост, и я его строю. Я не задаю лишних вопросов.
— До сих пор у рек, какие мы пересекали, было два берега.
— Это несущественно. Можно построить понтонный мост.
— А когда мы достигнем середины реки, где нам взять новую древесину? На чем устанавливать канатные опоры? — я без приглашения сел напротив Леру. Между прочим, вы ошиблись. Я пришел к вам не затем, чтобы вас обидеть.
— Тогда зачем же?
— Противоположный берег, — произнес я. — Где он?
— Где-нибудь там.
— Где там?
— Не знаю.
— Откуда в таком случае известно, что он вообще есть?
— А как может быть иначе?
— Если он есть, то почему же мы его не видим? Мы же вышли сюда задолго до оптимума, смотрели под благоприятным углом и все-таки ничего не видели. Между прочим, поверхность планеты…
— …вогнутая, ты хотел сказать? Естественно, я сам размышлял о этом. Теоретически мы должны в любой момент объять взглядом всю планету. А на деле атмосферная дымка не дает нам видеть дальше чем на двадцать-тридцать миль, и то в ясный день.
— Уж не собираетесь ли вы и вправду строить мост длиной в тридцать миль?