Оптинские старцы
Шрифт:
Старец Макарий специально предпринял поездку в Москву к митрополиту Московскому Филарету и получил его благословение на избрание о. Исаакия настоятелем. Когда слух об этом дошел до смиренного иеромонаха, он тотчас отправился к старцу, стараясь отклонить назначение. Но преподобный Макарий ответил о. Исаакию: «Если воля Божия будет на это и будут тебя избирать, то не отказывайся. Только не гордись!»
Воля Божия оказалась благосклонной именно к о. Исаакию, который, как сказано, стал руководителем и успешным хозяином монастыря. Его заботами, помимо уже перечисленных дел, был устроен в скитской церкви придел во имя преподобного Макария Египетского в память почившего старца Макария, приобретен большой колокол 750 пудов весом, были куплены лесные и луговые участки, построен свечной
Однако, обращая большое внимание на внешний порядок и устройство монастыря, еще большее попечение о. Исаакий имел о внутреннем душевном благоустройстве монашествующих. На опыте познав пользу и силу старчества, о. Исаакий предоставил заниматься духовным руководствам братии старцам Амвросию, Иосифу, Анатолию, но и сам не оставлял монахов без наставлений. Особенное внимание настоятель обращал на неопустительное посещение монахами храма Божия. Сам строго наблюдал за соблюдением церковного устава, чинного пения, неспешного, ясного чтения и благоговейного поведения в храме, точно зная, что исправление монаха идет от внутреннего к внешнему. Впрочем, это касается любого человека.
О. Исаакий, если замечал в ком-нибудь из братии гордость или тщеславие, желание выказать свои таланты пред ним или братией, напоминал о монашеском обете плакать о грехах своих, а не кичиться Богом данными, природными талантами. Особенно старался настоятель искоренять дерзость и упрямство: если брат даже после старческого внушения и наложенного на него наказания не исправлялся, то о. Исаакий высылал его из обители, дабы не распространился среди немощных соблазн дурного примера. Такое случалось редко, и чистосердечно раскаявшегося он вновь принимал в стены обители. О. Исаакий старался поступать со всеми сообразно духовному устроению и даже мирским привычкам каждого. И мудрость подобного обращения была сродни настоящей прозорливости.
Заботясь о нравственном совершенстве монашествующих, настоятель неохотно отпускал кого-либо из монастыря, особенно на долгий срок, считая, что пребывание в миру вредно отражается на духовном устроении монаха. Исключение делалось лишь для поездок по монастырским делам по послушанию, сила которого способна сохранить инока от мирских искушений.
Некий послушник из ученых, прослушавший курс Московского университета, ушел из Оптиной, долго скитался по разным местам, через некоторое время явился к игумену Исаакию, наговорил ему немало дерзостей и закончил так: «Вот ты игумен, а не умен». Спокойно выслушав безрассудные речи, настоятель ответил: «А ты вот хоть и умен, да не игумен».
Настоятельство о. Исаакия в Оптиной — это целая эпоха русского монашества, совсем иная, нежели во времена первых оптинских старцев. Годы его правления совпали со всеобщим ослаблением нравов среди мирских людей вследствие упадка веры и уважения к Православной Церкви, надежды на истинного подателя всяческих благ Бога Творца. А потому и поступающие из мира в монастырь, зараженные духом гордости, самомнения и противления законной власти, естественно, вносили в обитель эти немощи человеческие, подстрекая к нестроениям. Меры строгости, применявшиеся прежде, более и более сменялись снисхождением к немощным. Часто скорбящие о чем-либо монахи успокаивались от слов своего настоятеля: «Какие у нас скорби? У нас не скорби, а скорбишки. Вот в миру так скорби: жена, дети, обо всем забота; а у нас что? Полно Бога гневить, надо только благодарить Его…»
Все более тяготило настоятеля бремя правления, потому что чувствовал он великую ответственность пред Богом за вверенных ему иноков. Они же любили и уважали своего строгого начальника и любвеобильного отца, всегда имеющего заботу о каждом, называли его между собой не иначе как «дедушкой». Описаны случаи, когда по молитве к еще живому «дедушке» люди избавлялись от смертельной опасности.
В 1887 году Оптину посетил президент Российской академии наук великий князь Константин Константинович. Простота и духовная мудрость 77-летнего старца Исаакия произвел на него глубокое впечатление. Впоследствии он часто говорил, что подобных людей ему не приходилось видеть. С тех пор общение между великим князем и настоятелем Исаакием не прекращалось до самой его блаженной кончины.
В июне 1894 года началась предсмертная болезнь старца. Братия, убедившись в неминуемом печальном исходе, стала ходить к 85-летнему о. Исаакию за последним благословением. «Как, батюшка, жить после вас?» — спрашивали монахи. «Живите по совести и просите помощи у Царицы Небесной», — был ответ святого старца.
ПОСЛЕДНИЕ ОПТИНСКИЕ СТАРЦЫ
Лишь одно-два десятилетия отделяли время последних оптинских старцев от того события, которое долгое время называлось Великой Октябрьской социалистической революцией. На деле же это был страшный государственный переворот, потрясший основание огромной Российской империи, ее православное мироощущение, перевернувший с ног на голову истинные ценности, исковеркавший многовековой народный уклад жизни. Духовный смысл этой катастрофы последние оптинские старцы прекрасно понимали, предупреждали о надвигающемся на Россию гневе Божием за ее богоотступничество, молились, дабы минула страну горькая чаша сия.
Преподобные отцы Анатолий (Младший), Нектарий, Никон и Исаакий-священномученик приняли мученическую кончину после кровавого переворота, на собственном опыте испытав суровые последствия того, о чем предсказывали и предупреждали.
Преподобный Варсонофий Оптинский умер за несколько лет до революции. Его судьба, возможно, была самой знаменательной среди удивительных судеб преподобных оптинских старцев.
Знамения сопровождали Павла Ивановича Плиханкова, будущего великого старца Варсонофия, с детских лет. Родом он был из оренбургских казаков, из семьи потомственных дворян, состоятельных и благочестивых. В шестилетнем возрасте с ним произошел достойный внимания случай. Они с отцом гуляли по парку, окружающему их дом и охраняемому сторожами и собаками, и вдруг увидели убеленного сединами старичка, который, подойдя к отцу, сказал: «Помни, отец, что это дитя будет в свое время таскать души из ада». Сказав это, он повернулся и внезапно исчез.
Как положено дворянскому сыну, Павел Плиханков окончил гимназию, затем Оренбургское военное училище, выйдя из него офицером. В Петербурге он окончил казачьи офицерские штабные курсы, участвовал в пограничных боях в Туркестане. Служил в штабе Казанского военного округа.
Не раз приступали к нему в это время с предложением обзавестись семьей. Однажды пошел Павел Плиханков на большой званый обед, чтобы приглядеться к невестам. «Ну, думаю, — вспоминал старец, — с кем мне придется рядом сесть, с тем и вступлю в пространный разговор». Случилось, что рядом с молодым офицером поместился священник, человек высокой духовной жизни, и завел с ним беседу о молитве Иисусовой. Павел Иванович так увлекся, слушая его, что совершенно забыл о невестах. С окончанием обеда созрела твердая решимость не жениться никогда, а посвятить жизнь Богу. Но мир еще не хотел отпускать его. «Приходилось делать по службе приемы, приглашать оркестр, устраивать танцы, были карты, вино. Меня это очень тяготило…» Сослуживцы часто называли Павла Ивановича идеалистом. Постепенно он перестал посещать шумные компании, все чаще оставался дома или ходил на монастырские службы. «Слыхали ли вы, Павел-то Иванович с монахами сошелся». — «Неужели? Вот несчастный человек!» — судачили о нем.
Жизнь готовила ему блестящую военную карьеру: он уже имел чин полковника и был старшим адъютантом штаба Казанского округа…
Однажды по долгу службы полковнику пришлось оказаться в Москве. Уже на вокзале узнал он, что в одном из храмов служит известный на всю Россию о. Иоанн Кронштадтский. Немедленно помчался он в этот храм. Затаив дыхание, вошел в алтарь. Литургия заканчивалась. О. Иоанн переносил Святые Дары с престола на жертвенник. Вдруг случилось неожиданное. Святой батюшка, поставив чашу, подошел к молодому офицеру, поцеловал его руку и молча отошел к престолу. Все присутствующие переглянулись и говорили после, что это означает какое-либо событие в его жизни; решили — будет священник. Однако праведный Иоанн Кронштадтский предузнал в пришедшем офицере будущего старца-схимника.