Оптинские старцы
Шрифт:
Так мало-помалу очищал о. Варсонофий грешные души. Люди меняли свой взгляд на мир, на себя, да и на старца. «Пришедшие на память случаи прозорливости и духовной опытности о. Варсонофия навели на мысль, что он знает лучше меня, куда меня вести, что мне сказать и чему научить, а мое дело из всего — и доброго, и кажущегося недобрым — извлекать для себя уроки, твердо помня, что он и словом, и молчанием своим, внимательною заботливостью и кажущимся полным пренебрежением сознательно воспитывает меня. Не знаю, ясно ли я сумела объяснить сущность происшедшей во мне перемены, но с этого времени начинается совсем новая полоса руководства. Раньше мне были нужны беседы наедине, постоянное внимание старца, — теперь я рада была возможности сидеть и слушать
Игумен Иннокентий (Павлов), начавший свой монашеский путь в Оптиной, вспоминал о первой исповеди у о. Варсонофия: «Это был замечательный старец, имевший дар прозорливости, каковую я сам на себе испытал, когда он меня принимал в монастырь и первый раз исповедовал. Я онемел от ужаса, видя пред собой не человека, а ангела во плоти, который читает мои сокровеннейшие мысли, напоминает факты, которые я забыл, и прочее. Я был одержим неземным страхом. Он меня одобрил и сказал: «Не бойся, это не я, грешный Варсонофий, а Бог мне открыл о тебе. При моей жизни никому не говори о том, что сейчас испытаешь, а после моей смерти можешь говорить».
Дар прозорливости великого старца Варсонофия Оптинского был неоднократно засвидетельствован. Этот дар помогал ему видеть в тайниках души человеческой, исправлять ее, направляя по пути истинному, исцелять телесные и душевные болезни, изгонять бесов. Такие высокие дары требовали от подвижника великой святости, постоянной памяти Божией. По его молитве и по особому Промыслу Божию бесы явным образом представали пред людьми: «Во время беседы, в то время, как батюшка говорил о том, каким страхованиям бывают подвержены монашествующие, — вспоминает монахиня Александра Гурко, — я вдруг увидела реально стоявшего неподалеку беса, столь ужасного видом, что я неистово закричала. Батюшка взял меня за руку и сказал: «Ну что же? Ты теперь знаешь?»
Видели о. Варсонофия, озаренного небесным светом. «Однажды я присутствовала при служении отцом Варсонофием литургии. В этот раз мне пришлось увидеть и испытать нечто неописуемое. Батюшка был просветлен ярким светом. Он сам был как бы средоточием этого огня и испускал лучи. Лучом исходившего от него света было озарено лицо служившего с ним диакона».
Подобно праведному Иоанну Кронштадтскому, старец Варсонофий пророчествовал о наступлении революции и гонении на веру Христову. Много раз говорил он своему ученику, будущему иеромонаху старцу Никону (Беляеву):
«Мы — то уж уйдем, а вы будете участниками и современниками всех этих ужасов… До ужасных времен доживете вы. Помяните мое слово, что увидите вы «день лют».
«Гонения и мучения первых христиан, возможно, повторятся… Ад разрушен, но не уничтожен, и придет время, когда он даст о себе знать. Все монастыри будут разрушены, и имеющие власть христиане будут свергнуты. Это время — не за горами…»
«До страшных времен доживем мы, но благодать Божия покроет нас. Повсюду ненавидят христианство. Оно — ярмо для них, мешающее жить вольно, свободно творить грехи. Разлагается, тлеет, вырождается новейшее поколение. Хотят без Бога жить. Ну что же? Плоды такой жизни очевидны… Антихрист явно идет в мир. Но этого в мире не признают… Отсюда, из монастыря, виднее сети диавола. Здесь раскроются глаза, а там, в миру, ничего не понимают…»
«Весь мир находится под влиянием какой-то силы, которая овладевает умом, волей и всеми душевными силами человека. Это сила посторонняя, злая сила. Источник ее — диавол, а люди злые являются только его орудием, посредством которого он действует. Это антихрист идет в мир. Это его предтечи. Что-то мрачное, ужасное грядет в мир, человек остается как бы беззащитным. Настолько им овладевает эта злая сила, что он не сознает, что делает».
«Все идут против России, то есть против Церкви Христовой, ибо русский народ — Богоносец, в нем хранится истинная вера Христова».
Под крылом старческого окормления в Оптиной были известные и умнейшие люди России, мыслители и писатели: у старца Макария — философ И. В. Киреевский, у старца Амвросия — философ К. Н. Леонтьев, у старца Варсонофия — духовный писатель С. А. Нилус. Он более всех потрудился для увековечивания подвигов святых оптинских старцев и подвижников, всего уклада монастырского жития, знаменательных событий его истории. Нилус с благословения старцев поселился со своей супругой возле Оптиной в доме, где ранее жил Леонтьев, и занялся исследованием неизданных агиографических (житийных) материалов в монастырской библиотеке. Результатом его трудов стали дивные книги «Сила Божия и немощь человеческая», «Святыня под спудом», его оптинский дневник «На берегу Божьей реки», где имя старца Варсонофия встречается нередко. Он был старцем четы Нилусов, и книги писателя, неоднократно переизданные до революции и обретшие в последнее десятилетие современного читателя, писались не для славы человеческой, но ради славы Божией — под присмотром старцев. Эти книги можно много цитировать, но остановимся на состоявшейся в 1909 году беседе Нилуса с преподобным оптинским старцем Иосифом (ум. в 1911 г.), касающейся также пророчеств о России:
«В Москве, да не в одной Москве знамения стали появляться на небе. Не к добру это, особенно как станешь вникать в глубину современной мирской жизни: ведь в этой глубине не чудятся ли уж те «глубины сатанинские», о которых прикровенно говорит Священное Писание?
— Плохо стали жить люди православные, — ответил старец, — плохо, что и говорить! Но знай, пока стоит престол царя самодержавного в России, пока жив государь, до тех пор, значит, милость Божия еще не отъята у России, и знамения эти, что ты или люди видят, еще угроза только, но не суд и конечный приговор.
— Батюшка! И царю и самодержавию со всех сторон угрожают беды великие!
— Э, милый! И сердце царево, и престол его, и сама его драгоценная жизнь — все в руках Божиих. И может ли на эту русскую святыню посягнуть какая бы то ни было человеческая дрянь, как бы она ни называлась, если только грехи наши не переполнят выше краев фиала гнева Божия? А что она пока еще не переполнена, я тебе по одному случаю вот что скажу. Позапрошлым летом (в 1907 г. — Н. Г.) был у меня один молодой человек и каялся в том, что ему у революционеров жребий выпал убить нашего государя (Николая II. — Н. Г.). «Все, — говорит, — у нас было приготовлено, и мне доступ был открыт к самому государю. Ночь одна оставалась до покушения. Всю ночь я не спал и волновался, а под утро едва забылся… И вижу: стоит государь. Я бросаюсь к нему, чтобы поразить его. И вдруг передо мною, как молния с неба, предстал с огненным мечом сам Архангел Михаил. Я пал ниц перед ним в смертельном страхе. Очнулся от ужаса, и с первым отходящим поездом бежал вон из Петербурга, и теперь скрываюсь от мести своих соумышленников. Меня они, — говорит, — найдут, но лучше тысяча самых жестоких казней, чем видение грозного Архистратига и вечное проклятие от помазанника Божиего…» Вот, друг, тебе мой сказ: пока Господь своим Архистратигом и Небесным воинством своим хранит Своего помазанника, до тех пор — жив Государь! Запомни».
Великие оптинские старцы говорили: «Придет конец Православию и самодержавию в России, тогда придет и конец всему миру».
О самом старчестве о. Варсонофий пророчествовал: «Догорает теперь старчество. Везде уже нет старчества, — у нас в Оптиной догорают огарочки. Враг ни на что так не восстает, как на старческое окормление: им разрушаются все силы. Везде он старался его погасить и погасил! Есть монахи, исправно живущие, но об откровении помыслов, о старчестве они ничего не знают. Потому без старчества во многих монастырях осталась одна лишь форма монашеского жития, одна внешность».