Опухоль
Шрифт:
– А куда же они подевались?
– иронично спросил Иван Сергеевич.
– Да чёрт их знает, - ответил всё тот же капитан.
– Похоже, что они родятся уже не девственницами, - съязвил Юра. И только Геннадий Александрович ответил серьёзно:
– Жениться нужно в юности и по первой любви.
– Точно!
– Отметил Иван Сергеевич.
– Но почему это так?
– спросил лёгочник.
– Видите, краткий ответ вас не устраивает. Хочешь - не хочешь, а без теории не обойтись. Так что, слушайте. У каждого человека свой частотный диапазон излучения электромагнитных волн. Но он очень высокий. Обычно судить о волнах людям легче
– Ага! Значит, всё-таки любовь, а не девственность?
– воскликнул капитан.
– Не спешите, Игорь.
– Понятно, что любовь - самое сильное и самое яркое чувство, но в природе ничего не бывает просто так: вспыхнуло и погасло. Всякое явление и всякое действие оставляет свои последствия. Вот таким последствием столь возвышенного чувства, как любовь, является смена частоты биополя женщиной - она подстраивает её под частоту своего любимого мужчины.
– Вот оно что!?
– воскликнул Геннадий Александрович.
– То-то я думаю, почему я свою старуху всё время чувствую после того, как мы поругаемся?
– А как вы её чувствуете?
– спросил Юра.
– Да, как вам объяснить? Просто начинает беспокойство какое-то исходить и не понятно откуда. Вроде делом занимаешься, а душу тянет, словно потерял что....
– Очень хороший пример и вовремя вы его привели.
– Снова начал свои объяснения Иван Сергеевич.
– Именно так всё и должно быть в браках по любви. Понимаете, что происходит? Мужчины тем и отличаются от женщин, что в возрасте половой зрелости природа фиксирует частоту их биосистемы и больше они не меняют её до конца дней своих. Женщина же, сохраняет способность поменять свою частоту, но только в том случае, если она влюбляется в мужчину и вступает с ним в близкие отношения.
– Ну и что, причём здесь девственность?
– не удержался капитан.
– А притом, что сделать это Женщина может только один раз в жизни, во всех остальных случаях она свою частоту не меняет. И тогда муж и жена живут, как просто знакомые люди.
– И есть разница?
– спросил лёгочник.
– И существенная. В браках, где муж и жена в одной ноосферной частоте, дети родятся с наилучшим генным набором, хотя и это не всё. Дети развиваются, опекаемые двойными ноосферными импульсами, что делает их развитие более устойчивым и гармоничным. В других браках дети растут и развиваются в чьей-то одной частоте: либо маминой, либо папиной, - значит, кому-то из них они будут просто чужие. Отсюда и проблемы в семьях, и проблемы с детьми, и это всё вместо семейного счастья. Вот и прикидывайте, что к чему.
– Подождите, я не понимаю, как это чужой?
– воскликнул Юра. Он всем грузным телом подался вперёд, словно готовился к решительной схватке.
– Юрочка, своих детей, если они в вашей ноосферной частоте, вы должны чувствовать постоянно. Когда, например, у него неприятности в школе и вас должны вызвать к директору или завучу, так вы должны это почувствовать ещё до того, как он вам об этом сообщит. А если он получит пятёрку по контрольной, то вы тоже это будите знать почти сразу, как он это узнает.
– Да ну вас, такого не может быть.- возмутился Юра.
– Может, - отозвался Геннадий Александрович.
– Так, уже один попался, - с усмешкой заметил Иван Сергеевич, указывая на Юру.
– На чём попался?
– спросил Юра.
– Да на том, что женат был не по любви.
– Да какая любовь! Мы на заимке жили - так поехали в соседнее село и сосватали. Она даже постарше меня была.
– Понятно, и она уже не была девицей?
– Спросил осторожно Иван Сергеевич.
– А чёрт её знает! Я что - знаток в этом деле?
– Всё ясно. И дети, конечно, были ближе к маме?
– продолжал расспрашивать Иван Сергеевич.
– Конечно. Она им всё прощала, всё разрешала. А если пацан в школе натворит что, так
разбираться мне приходилось. Вот и получалось, что я - злой, требовательный, а мать - добренькая.
– Да-а, печально, - произнёс Иван Сергеевич.
– А сейчас как?
– Сейчас я с ними не живу. Живу один. Ну, сын и дочь общаются со мной - я им помогаю деньгами. Сюда приходили: сын до операции, а дочь - после.
– А когда с женой расставались, сильно переживали, Юра?
– Совсем не переживал. И сейчас живу спокойно. Вот здоровье немного подкачало, но это от выпивок. На работе, нет-нет, да и соберутся, а пьём-то всякую всячину....
– Понятно. Но вот, ты сам и ответил на вопрос: "может такое быть, чтобы чувствовать друг друга, или нет"? У тебя такого не было, а у Геннадия Александровича, похоже, было.
– И что, в чём разница?
– спросил Юра.
– Разница в том, что ты расстался со своей супругой без проблем и живёшь теперь спокойно. Если бы у тебя была связь через ноосферу, это было бы сделать гораздо труднее. Давай спросим Геннадия Александровича, пытался ли он разводиться со своей женой?
– Аж, три раза.
– И как?
– Безрезультатно - до сих пор живу.
– А почему?
– удивился Юра.
– Почему?.. А вот так всё получалось наоборот. Вроде поругались, решили развестись, а пока то да сё, начинает какая-то свистопляска внутри играть.
– Какая свистопляска?
– допытывался Юра.
– А вот я - вроде бы и делом занят, а душа ноет, и иногда просто сил нет терпеть. Смотрю, и она ходит сама не своя. Вроде и гонор уже не тот, и говорит сдержанно, почти учтиво, что для неё вообще не свойственно. Она у меня хохлушка, а они все неуправляемые. Уж если разойдётся, то, кажется, никакая сила не остановит. Но, в итоге, как-то так получается само собой, что, вдруг, помиримся и дальше живём, как нив чём не бывало. Вот так, дружище.
Постепенно отношения в этой четвёрке становились всё более тесными. У Геннадия Александровича был полностью удалён желудок. Как объяснял его хирург - ещё довольно молодой человек - во время операции пищевод Геннадия Александровича был напрямую соединён с луковичкой двеннадцатиперстки. Объём последней намного меньше объёма желудка, значит, пищу принимать теперь можно по чуть-чуть, но, как можно чаще.
Сложность ещё состояла в том, что Геннадий Александрович совсем не хотел есть - аппетит не появлялся. И вот тут, капитан взял на себя добровольно обязанность водить его на приём пищи и всеми правдами и неправдами уговаривать его съесть две-три ложки чего-нибудь самого приглянувшегося в скудной больничной пище.