Опыт о хлыщах
Шрифт:
Когда я уходил, он сказал мне:
— А знаете ли, соберемся когда-нибудь к Грибановым… а?
— Пожалуй, — отвечал я, — но они скоро переезжают на дачу.
— Право? а куда?
— К Выборгской заставе.
— А-а! это кстати, а я буду жить на Черной речке. Это недалеко. Я люблю ходить и хожу очень много… Я буду заходить к ним. Я надеюсь, что мы будем там видеться.
И он пожал мою руку.
Но еще до переезда его на дачу мне было суждено сойтись с ним у нашего приятеля, господина с злым языком.
Господин
Во время этого рассказа явился Щелкалов.
По шуму, с которым он вошел, по его более чем когда-либо неприступным замашкам, по его веселости — он напевал какую-то бравурную арию — надобно было предполагать, что он перехватил значительные деньги у какого-нибудь новичка.
Он разлегся в кресло, посвистывая; начал выбивать пыль из панталон своей палочкой и прислушиваться к нашему разговору.
— А-а! да я знаю, о ком идет речь, — перебил он. — Вот шут-то!..
— Таких шутов много, — заметил мой приятель.
— Да и то правда! — возразил беспечно Щелкалов. — Ах, господа, — продолжал он, — вы любители артистических вещей и знатоки. Я вам покажу вещицу со вкусом.
Говоря это, он вытаскивал что-то из кармана своего пальто. Вытащив сафьянную коробочку, он открыл ее, вынул из нее какую-то небольшую игрушку и показал нам.
Это была печать с его гербом, ручка которой изображала фигуру, превосходно вычеканенную из серебра.
— Правда ли, артистически сделано? — прибавил он. — Какая тонкая работа! а?
Бенвенуто Челлини!
— Хорошо, хорошо! — сказал хозяин дома, рассмотрев печатку и отдавая ее Щелкалову. — Ба! да это еще что у тебя за новое украшение?
Он взял его руку и начал рассматривать перстни, украшавшие один из его пальцев.
— Тут только один новый, — сказал Щелкалов и указал на отличнейшую жемчужину, обделанную в золоте.
— Недурная вещь! а признайся, мой милый, ведь ты соришь деньгами вроде того господина, о котором мы сейчас говорили?
— Какой вздор! — воскликнул Щелкалов, сделав гримасу и пожав плечами. — Что ж тут общего? Хорошо сравнение!.. Очень любезен, — продолжал он, обратясь ко мне и смеясь, — ставит меня на одну доску с эдаким барином!
— А что ж? он бросал деньги на одни глупости, ты бросаешь на другие. Оба вы занимаете. Или, может быть, ты получил наследство? В самом деле, откуда у тебя все эти драгоценности?
Щелкалов сделал гримасу.
— Какое наследство? что ты бредишь? что с тобой сегодня?.. Во-первых, эти вещи мне подарены, а во-вторых, если бы я и купил их, то
— Ах, да я и забыл, — заметил с улыбкою приятель, — что ты необыкновенно счастлив на женщин… Может быть, это сувениры?
Разговор принимал для Щелкалова направление несколько щекотливое, и он вдруг прервал его:
— Ну, полно вздор говорить… Скажите-ка, господа, лучше, где вы завтра обедаете? вы не дали никому слова?
— Зачем тебе это? — спросил хозяин дома.
— Затем, — отвечал он, — что я зову вас обоих перед переездом на дачу отобедать со мной завтра в каком-нибудь кабаке… Я вас угощаю, разумеется…
Будет еще человека два наших общих знакомых.
— Нет, — сказал хозяин дома решительно, — я не буду, это пустяки.
— Почему? Что такое?..
— Разумеется, пустяки, потому что ты деньги эти можешь употребить с большею пользою, — например, уплатить ими какой-нибудь из долгов.
Барон весь вспыхнул.
— Я не прошу тебя входить в мои дела и распоряжаться ими, я сумею это сделать и без тебя. Если же тебе нужны деньги, которые я у тебя взял, ты мог бы сказать это прямо, не прибегая к наставлениям и к морали, которую я не терплю… Вот твои деньги.
Он вытащил пачку ассигнаций из кармана панталон, смял их в руке и гордо бросил на стол.
— Мне деньги эти теперь вовсе не нужны, а тебе они, вероятно, пригодятся; возьми их назад и успокойся. Человеку хорошего тона ни в каком случае неприлично так выходить из себя.
— Но… — начал было барон мрачно.
И вдруг остановился, захохотал громко и принужденно, схватил своего приятеля за плечи и сквозь этот натянутый смех произнес, глядя на него пристально:
— Чудак! ты думал, что я в самом деле сержусь? ты принял это серьезно?
— Нет! Я знаю, что ты бросил эти деньги для того только, чтобы показать нам, что у тебя есть деньги. Я тебя вижу насквозь, любезный!
— Что же удивительного?.. и не одного меня, надеюсь? — возразил Щелкалов, улыбаясь принужденно. — Ты, брат, видишь всех насквозь…
Он обратился ко мне и продолжал каким-то торжественным тоном, указывая на нашего приятеля:
— Да, батюшка, перед ним все мы мальчишки! Он имеет полное право читать нам мораль, потому что он смотрит на жизнь просто и здраво: он не заражен этими предрассудками, которые уродуют всех нас; он не спутан ими, как мы… Вы знаете, что он всем высказывает в глаза прежестокие истины; он беспощаден… Это бич наших слабостей, наш Ювенал.
— Эх, господа! — перебил его хозяин дома, — Ювенал слишком велик для вас, а вы слишком мелки для него. Какие вам Ювеналы! вы не стоите не только сатиры, даже мелких эпиграмм; вас и порядочной эпиграммой нельзя прихлопнуть, так вы плоски! Вот хоть, например, ты — у тебя сердце доброе, ты малый неглупый…