Опыт воображения. Разумная жизнь (сборник)
Шрифт:
— Алло! — сказала она, сняв трубку. Звонили явно с улицы, из будки телефона-автомата: были хорошо слышны характерные звуки уличного движения. — Алло? — повторила она.
Послышалось визгливое хихиканье, а потом раздался голос ребенка:
— Мамочка, мамочка! Мамочка, где ты? — Голос был писклявым и заунывным. Затем она опять услышала смех взрослого.
Мгновенно покрывшись холодным потом, ошеломленная и дрожащая, Джулия села на тахту. Веселый прижался к ее ноге.
— Ваша мать, Клода Мей, считает вас виновной, — отчетливо произнес в трубку незнакомый мужчина. — И то же самое думает ее приятельница Мадж. Они сидят в будуаре —
Наступила пауза — звонивший опускал в автомат очередную порцию монет. „Надо позвонить в полицию, — подумала Джулия, — они знают, как ловить таких людей“.
— Вы слушаете? — спросил мужчина. — Я так и думал. А знаете, — продолжал он тоном обычной беседы, — у нее там игрушки маленького Кристи, и они все ждут его. Большие такие игрушки, сидят там рядком и все ждут и ждут. Даже мурашки по телу бегают, когда это видишь! Это уж чересчур, скажете вы? Я, правда, не думаю, чтобы вас это действительно интересовало, поскольку вы теперь свободны, не так ли? Они уже не вернутся — дорогой Жиль и малыш Кристи, — так что теперь вы свободны для других ваших — как бы это сказать? — интересов. Как думаете, это подходящее слово?
Отодвинувшись от аппарата на всю длину телефонного шнура, Джулия вдруг почувствовала, что села на что-то твердое и угловатое. Сунув руку в задний карман джинсов, она вытащила это что-то, поднесла к губам и, приложив к нему с другой стороны микрофонный конец трубки, что было сил дунула. Она дула и дула в свисток Кристи, пока в ее помутневшее сознание не пробился безумный лай перепуганной собаки.
ГЛАВА 20
„В любой катастрофе есть что-то возбуждающее“, — подумал Сильвестр, сидя в самолете, держащем курс на Европу. Подавляя рвущееся наружу веселье, он сдержанно фыркнул. Приходилось осторожничать — в начале полета он позволил себе открыто рассмеяться, чем сразу же восстановил против себя соседа, решившего, что он пьян.
Сильвестр снова сдавленно хохотнул, вспомнив свое прибытие в грандиозную усадьбу Марвина Братта. Он сразу же попал в неловкое положение, поскольку оказался на полторы головы выше хозяина дома — мужчины прекрасно сложенного, атлетически развитого, красивого, но маленького, причем он сам обратил на это внимание Сильвестра, поднявшись на ступеньку выше, когда здоровался с гостем на крыльце.
Сильвестр попытался сгладить неблагоприятное впечатление, спустившись, в свою очередь, на одну ступеньку, так что его глаза оказались на уровне глаз мистера Братта. У него были светло-голубые глаза, загорелое лицо и шикарные усы. Сильвестр понял, что его уловка не осталась незамеченной. Он снова проштрафился, когда спросил, не мог бы он позвонить от них в Англию, объяснив, что умерла его любимая тетушка, а поскольку его поездка представляла собой сплошные собачьи гонки, то ему так и не удалось до сих пор связаться со своим кузеном — единственным ребенком упомянутой тетушки. Он был шокирован, когда Марвин
— Конечно, но покороче. Сначала надо закончить дела, а вы, насколько я понимаю, приехали сюда для того, чтобы поговорить о моей книге.
Горничная занялась его багажом, и Сильвестр проследовал за хозяином в заставленную шкафами с книгами комнату.
— Моя библиотека, — сказал, входя, Марвин, затем ткнул пальцем в сторону огромного письменного стола, на котором стоял телефон, и повторил: — Но покороче!
У Сильвестра даже возникло подозрение, что ему, может быть, следовало извиниться за несвоевременную тетушкину кончину, но он тут же решительно пообещал себе, что этого они от него не дождутся.
Две стены библиотеки были полностью заняты книгами в кожаных переплетах. Третья стена — вся сплошь из стекла — позволяла лицезреть большой сад и в дальнем конце его — плавательный бассейн в окружении магнолий, лаковые листья которых поблескивали у края воды. На четвертой стене висело множество фотографий в натуральную величину, по всей видимости, жены и дочери Марвина. И та и другая были блондинками и красавицами. Под ними стоял письменный стол с вращающимся стулом, а перед столом — глубокое кресло.
— Может быть, по стаканчику „бурбона“? Вам должно понравиться, — предложил Марвин, направляясь к шкафчику с напитками.
Сильвестр, который не только не хотел пить, но к тому же еще не любил „бурбон“, вежливо отказался и начал набирать лондонский номер.
— Надеюсь, тетка оставила вам немного деньжонок? — поинтересовался Марвин и, проигнорировав отказ Сильвестра, наполнил стаканы.
Сильвестр отрицательно покачал головой. Наконец его соединили. В трубке послышались гудки.
— Так чего тогда спешить? — Марвин подошел, прихватив с собой высокий стакан.
— Алло! — раздался вежливый голос Хэмиша. — К сожалению, я не могу подойти сейчас к телефону, но если вы оставите сообщение, я позвоню вам при первой же возможности. — Потом добавил: — Дождитесь сигнала; многие идиоты этого почему-то не делают.
— Черт подери, Хэмиш! — расстроенно воскликнул Сильвестр. — Я безуспешно пытаюсь дозвониться до тебя с того самого момента, как узнал о смерти Калипсо. Я страшно сожалею. Я сейчас в Америке, скоро вернусь в Лондон и оттуда снова позвоню. — И в полном отчаянии он повесил трубку.
— Но вы не назвали ему свое имя. — Марвин протянул ему стакан. — Садитесь! — показал он на кресло. — Тетка ваша никуда не убежит. Может быть, займемся теперь делом?
— Тетка по линии жены, — пробормотал Сильвестр и сказал: — Нет, спасибо! Я пил в самолете. — Опустившись к глубины кресла, он установил стакан с „бурбоном“ на его подлокотнике и посмотрел на плотные ряды книг по юриспруденции.
Вспомнив, что, по мнению Джона, хозяин дома должен был бы ему понравиться, Сильвестр сказал:
— А я и не знал, что вы — юрист. Все эти книги…
— Это мой отец был юристом, а я — политик, а теперь писатель. А книги создают тон. — Говоря это, Марвин особенно подчеркнул слово „писатель“. — Ну так как, начнем?
— Да, пожалуйста.
„С какой стати со мной обращаются как с просителем? — подумал Сильвестр. — Продать ведь старается он, а не я!“ Он наблюдал, как Марвин открыл ящик стола, вынул из него папку, положил перед собой и накрыл сверху ладонями. Ему явно нравилось, что со своего места за столом он мог смотреть сверху вниз на утонувшего в кресле Сильвестра.