Оракул мертвых
Шрифт:
Мирей повернулась к нему, показывая газету, где сообщалось о смерти Влассоса и Караманлиса.
— Смотри: Влассос родился в Керкире 15 марта 1938 года, под знаком Рыб, или вепря, по древнему зодиакальному календарю, и этим же знаком отмечен оракул в Додоне; а Караманлис — в Гуре, у горы Киллена, под знаком Тельца, и его боевое имя было Таврос, или Бык. Все это профессор Арватис объяснил в своем письме десять лет назад. У меня есть комбинация сейфа, понимаешь? Я могу провести вас туда, внутрь, и доказать вам, что все это — правда. — Она достала из бумажника записку с числами кода и положила ее на стол.
Мишель взял ее и молча посмотрел, а потом открыл записную книжку, скопировал туда одно число вслед за другим и стал чертить какие-то знаки.
— Боже мой, смотрите! — воскликнула вдруг Мирей.
Норман и Мишель встали и подошли к ней: огромный грузовик с вывеской транспортного агентства остановился перед домом номер 17 по улице Дионисиу. Оттуда вышли двое, они открыли ставню ключом, вошли внутрь, а потом закрыли ее за собой.
— Я никуда отсюда не уйду, пока не увижу, что произойдет, — сказала Мирей. — А вы как хотите.
Они стали ждать, а Мишель время от времени, как бы про себя, спрашивал:
— Где, интересно, сейчас Клаудио? Мы его еще увидим?
— Конечно, увидим, — ответил наконец Норман. — В Италии… во Франции… быть может, здесь, в Афинах. Он пока где-то прячется и ждет, пока заживут его раны, и наши тоже. Но он вернется… наверняка вернется.
— А знаешь, — продолжал Мишель, — пока я карабкался на восточную площадку на вершине Немрут-Дага, мне показалось, будто Караманлис крикнул: «Остановись! Остановись! Элени не умерла. Элени жива!» Возможно ли это?
Норман покачал головой:
— Мне трудно в это поверить, но теперь уже все возможно… Однако одно я знаю точно: если Элени жива, или если от нее что-нибудь осталось, Клаудио найдет ее где угодно.
Через час ставня дома номер 17 снова открылась, и двое мужчин начали загружать в грузовик коробки разного размера. Когда стало ясно, что они собрались закрывать типографию, Мирей выбежала из бара. Мишель и Норман последовали за ней.
— Простите, простите, — сказала она, — мы хотели бы снять этот дом. Скажите, предыдущий срок найма закончился?
— К сожалению, сударыня, — ответил самый молодой из грузчиков, — я не могу вам ничего сказать. Нам просто поручили перевезти вещи, и все.
— Однако прежний наниматель, несомненно, сумеет дать нам ответ. Вы не могли бы сказать, куда вы перевозите эти коробки?
— В Пирей, сударыня, на яхту, отплывающую сегодня ночью.
— Спасибо, — проговорила Мирей.
Оба грузчика поднялись в грузовик, водитель завел машину, и она отъехала. Мишель, до сих пор стоявший молча, как будто очнулся и побежал за грузовиком:
— Подождите! Минуту!
Водитель увидел его в зеркало заднего вида и остановил машину.
— В чем дело, сударь? — спросил он.
— Послушайте… я… если вы увидите… хозяина этих вещей… скажите ему, что я… я… — Он кусал нижнюю губу, не в силах найти слова. — Простите, не важно, — произнес он потом, голос его дрожал. — Не важно.
Грузовик снова тронулся в путь и через некоторое время пропал в конце улицы Дионисиу, а трое молодых людей вернулись в бар «Милос».
— Ну вот, — сказал Норман, — теперь мы уже не можем найти доказательства твоим словам, Мирей. К сожалению, правда состоит в том, что нам известно только то, что мы видели: с одной стороны, это много, с другой — слишком мало. Человек решил наказать своих врагов. Он сделал это, использовав жажду мести другого человека и мифологический ритуал… Конечно, он поступил очень изобретательно, странно и необычно, но ничего невероятного тут нет: фантазия и странности человеческие безграничны.
— Но ведь у него не было никакой причины желать смерти Мишелю, — проговорила Мирей, — никакой… не считая пророчества на сосуде Тиресия.
— Мы о нем ничего не знаем, а поэтому никогда не поймем причины его поступков, — возразил Норман.
— Неправда, — произнес Мишель. — Мы знаем его имя: оно скрыто в комбинации сейфа.
— Ах вот как? — удивился Норман.
Мирей тоже смотрела на Мишеля обескураженно.
— Смотрите, — продолжил Мишель, показывая им страницу своей записной книжки, где он чуть раньше записал числа из кода. — Смотрите, в древнегреческом цифры записывались буквами алфавита: альфа означала единицу, бета — двойку и так далее. Смотрите.
Норман взял записную книжку из рук друга и взглянул на буквенную транскрипцию кода:
— «Oytis», — пробормотал он, покачав головой, — «Никто»… Значит, его имя — Никто… Довольно странное совпадение.
Они заплатили по счету новому официанту: старый уволился и больше здесь не работал, — вышли на улицу, в серую дождливую ночь, и долго брели молча. Тишину нарушила Мирей:
— Мишель, я прочла твои заметки в кабинете в Гренобле, прежде чем приехать сюда.
— Ты говорила об этом.
— В них есть одно наблюдение, которое ты записал в уголке внизу листа, и оно сейчас вспомнилось мне. Там говорилось примерно следующее: «Во всем Средиземноморье, повсюду, где в мифе сохранилась память о смерти гомеровского героя, даже второстепенного, мы имеем свидетельства возникновения культа». Почему же культ Одиссея никогда не существовал на его собственной родине, на Итаке?
Мишель не отвечал, как будто не слышал вопроса, а потом вдруг остановился и посмотрел на нее со странной улыбкой: