Оракул
Шрифт:
— Все. — Алька дунула вверх. — А где про Фортунатопопьюлу?
Толик уже успел собрать все журналы и терпеливо ждал, пока Алька дочитает, сидя на стопке итальянской прессы.
— А ты сноску глянь.
— Какую сноску?
— А там где слова «в местности, называемой Льянца».
— А, да. Есть сноска: «сейчас город Фортунатопопьюла».
— Алевтина!
— Алла.
— Ладно. Слушай, Алька, поехали в Италию. Посмотрим, что там, в этой Фортунатопопьюле, может, этот беглый там клад и зарыл?
— С чего ты взял?
— Ну, как же… Как он там появился,
— А если нет там клада?
— Ну так отдохнешь. При таких делах, как нынче, я скоро прогорю. Тогда и мне Италия не будет светить. Поехали, а? Пока я еще могу оплатить… Хоть отдохнем там напоследок, а?
— Толь, ты это брось. Ты меня не интересуешь как мужчина.
— А ты меня интересуешь как переводчик. Поехали, Аль…
Алька подумала, дунула на несуществующую челку и неожиданно для себя самой согласилась.
Эдвин откинул тяжелый кожаный полог и заглянул в темное нутро странного шатра. Навстречу, из мрака, пахнуло смрадным спертым духом. Викинг кашлянул, хмыкнул и протиснулся внутрь. За спиной с шорохом опустился полог, стало совсем темно. Золотая Борода сморгнул — во мраке проступили некие неясные очертания. Странное впечатление — снаружи казалось, что шатер невелик, а теперь похоже, словно попал в другой мир, что можно шагать и шагать во мраке — и не будет конца-краю теплой вонючей темноте. Слева послышался шорох, викинг оглянулся и невольно ухватил меч — примерещилось, что притаился большой, черный, глаза угольками горят… Ан нет, и впрямь угольки — жаровня там у старухи. Толстые пальцы ослабили хватку на рукояти франкского меча, и тут же послышался голос ведьмы:
— С кем собрался воевать в моем доме, рыжебородый? Или напугался чего?
— Почем ты знаешь, что я рыжебородый? Здесь темно, как у Локи в заднице… — пробормотал викинг, пытаясь разглядеть старуху.
Хотя он провел в темноте уже несколько минут, глаза так и не приспособились.
— Почем я знаю? Хи-хи… Я могла бы рассказать тебе, что мудрые старые женщины вроде меня видят не только глазами, слышат не только ушами… и говорят не только то, что гостю приятно услышать…
Эдвин шумно сглотнул.
— …Но я отвечу иначе, — продолжила ведьма, — мой дом старый. В стенах — прорехи. Я видела в дырку, как ты идешь по улице и озираешься, ищешь дом старой женщины.
— А?.. — начал было Золотая Борода.
— Не спрашивай, откуда я знаю, что искал дом старой женщины, — строго прервала ведьма. — Мой обычай таков, что я отвечаю трижды всякому, пришедшему с вопросом. Первый ответ ты получил, когда узнал, что стены моего дома — с дырками. Верно? Ты собирался узнать великий секрет, а услышал про дырки в стенах, а? Думай, что бы ты хотел узнать в самом деле. Думай о важном. Потом говори. Я знаю, что ты искал мой дом, потому что кроме мудрой ведьмы в этом поселке нет ничего, чтобы привлечь мужчину вроде тебя. Если явился сюда воин, значит — ко мне. Думай. Потом спрашивай.
— А какую плату ты берешь за свои ответы? — спросил Эдвин.
— Не беспокойся, ты ничего мне не отдашь из рук в руки. — Ведьма хихикнула. — И я даже не уверена, что ты будешь мне благодарен.
— Но ты скажешь мне правду, старуха?
— Конечно. Потому я и уверена, что ты не станешь меня благодарить. Люди, живущие в домах из мертвых деревьев, не хотят той правды, которую говорим им мы, живущие в домах из мертвых зверей…
Ведьма говорила о своем шатре, сшитом из шкур. В самом деле, прочие дома в поселке были обычные — из дерева.
— …Но подумай и спрашивай, раз уж ты здесь. Я передам твой вопрос душам мертвых зверей моего дома, они помчатся по миру и спросят души других мертвых зверей, которые встретят по пути… Вернутся и расскажут мне. Я отвечу на твой вопрос. Правду. Но ты живешь в доме из мертвых деревьев, а души мертвых деревьев не умеют странствовать по свету, потому что не привыкли к этому при жизни. Так вот и ты, и все люди вроде тебя. Вы хотите знать о том, что рядом. Вы видите не дальше протянутой руки и думаете, что понимаете, о чем следует спросить мудрую старую женщину… Но если отойти подальше и поглядеть издали, все окажется не таким, как чудилось. Ты спросишь меня о том, что можно увидеть из дома мертвого дерева. Деревья стоят на месте. Я передам тебе рассказы странствующих душ мертвых зверей и ты, рыжебородый, узнаешь не то, что хотел знать, но это будет правда. Подумай и спрашивай.
Викинг послушно задумался. Начало разговора Эдвину не понравилось — слишком уверенно повела беседу старуха, поэтому он решил начать заново.
— Ты, стало быть, Финика?
— Я же тебе сказала: спрашивай, подумавши, — проворчала старуха. — Или ты думаешь, что кроме меня кто-то здесь станет селиться в доме из убитых зверей?
Эдвин промолчал.
— Да, — снова заговорила старуха, — меня прозвали Финнкой, потому что я с юга… Так и быть, я не стану считать и этот вопрос. Что бы ты еще хотел узнать?
Теперь Золотая Борода задумался по-настоящему. Наконец спросил:
— Кто мой отец?
— Ты сомневаешься? Ты хочешь проверить Эльгу Финнку? — Теперь старушечий голос звучал удивленно. — Ты приехал издалека, потому что слышал обо мне и все равно хочешь проверить, знаю ли я тайны?
— Нет. Я спрашиваю, потому что хочу знать.
— У тебя рыжая борода, очень заметная… Откуда ты, воин?
— Из Дьорка.
— Ну так вспомни, у кого из мужчин в Дьорке такая же огненная борода. Наверняка их найдется немного.
— Ни одного.
Теперь пришел черед задуматься Финике. Прошло несколько минут, прежде чем ведьма произнесла:
— Твой отец — тот мужчина, кого ты помнишь только седым, тот у кого нет близкой родни — потому что иначе ты бы знал его рыжих родичей. Теперь задавай третий вопрос.
В Фортунатопопьюлу добрались катером. Толик первым спрыгнул на причал и подал руку Альке. На лице галантного кавалера красовались большущие темные очки, скрывающие синяк.
Подхватив баулы, Толик велел: