Оракул
Шрифт:
Разумеется, Ярослав Мазурских болот не помнил, для него откровением было то, что перстень, который сейчас красуется на пальце Иванова, принадлежал когда-то Друбичу. Уж не из-за этого ли перстня Терентий Филиппович Доренко убил своего однополчанина?
— Дед мой сделал все возможное, чтобы найти вас, Друбич, и заманить в село Горелово. На его счастье, вы были знакомы с молодым Глинским, мечтавшим добраться до ценностей, спрятанных старым графом, но не имевшим ни малейшего понятия, как это можно сделать. Ему помогла Ефросинья. Ибо диадема хранилась у нее.
— А второй перстень?
— Второй перстень
— Тогда почему вам не удалось добраться до клада, фон Дорн?
— Не знаю, — хмуро бросил Иванов, обессиленно опускаясь в кресло. — Я думаю об этом все время, с небольшим перерывом на… смерть. Почему он убил меня?
— В глазах оракула вы дважды покойник, фон Дорн, и теперь он постоянно будет выводить вас из игры.
— Но каким образом?
— С помощью перстня, который у вас сейчас на пальце. У вас есть все шансы сойти с ума, дорогой мой. Ибо любая смерть, пусть даже временная, вредно отражается на организме. У вас только один выход — отдать перстень человеку, с руки которого вы его сняли.
— И что тогда?
— Тогда оракул оставит вас в покое, ибо вы перестанете его интересовать.
— К сожалению, я не уверен, что этот человек сейчас сидит передо мною. Хотя, признаться, в первый момент вы сильно меня напугали, Ярослав, и, боюсь, я наговорил вам много лишнего.
Кузнецова внезапное разоблачение не слишком — огорчило. Он и не рассчитывал, что при весьма скромных актерских данных ему удастся долго морочить голову такому хитрому и коварному человеку, как Иванов.
— Вы теперь понимаете, Аркадий Семенович, почему ларчик все-таки не открылся?
— Не совсем.
— Просто на вашем месте следовало быть мне. Только Глинский и Друбич способны открыть этот сундук с золотом, если он вообще имеется в наличии. Именно этого на протяжении многих дней от нас добивается компьютер, сводя и разводя нас самым причудливым образом.
— Но почему именно эти двое?
— Не знаю, — честно признался Ярослав. — Но, не исключаю, что дело здесь в этом самом сумасшедшем графе-призраке, получившем от оракула бессмертие, заключив с ним новый договор.
— Хотите сказать, что он перепрограммировал компьютер?
— Именно, — подтвердил Кравчинский, выбираясь из шкафа.
Иванов прореагировал на его появление, как и на появление Рябушкина, довольно спокойно, то есть вздрогнул было от неожиданности, но очень быстро овладел собой.
— Что вы от меня хотите? — спросил Иванов, настороженно разглядывая непрошеных гостей.
— Нам нужен перстень, — пояснил Рябушкин. — Пора прекращать безобразие. Еще одна подобная выходка этого оракула, и область лишится своих руководителей. Воскресшие покойники — это уже слишком даже для нашей много чего повидавшей страны.
— А вы уверены, Анатолий Сергеевич, что господа Глинский и Друбич способны воздействовать на оракула в нужном направлении? Что, если ваш эксперимент приведет к обратному результату?
— Я ни в чем не уверен, Аркадий Семенович, но у нас просто нет другого выхода. Оракул, судя по всему, не успокоится, пока не добьется своего и не станет вовлекать в орбиту своей деятельности все новых и новых людей. Чем все это закончится, одному богу известно.
— Хорошо, — сказал после недолгого раздумья Иванов. — Но при одном условии — я тоже участвую в эксперименте. Как и в разделе найденных сокровищ, если таковые будут.
— Нет вопросов, — возликовал Кравчинский. — Поделим найденное поровну.
Кажется, Аполлон не очень верил в существование клада. Ярослав тоже считал слухи о сокровищах или выдумкой, или приманкой, но в любом случае они ничем не рисковали, деля шкуру неубитого медведя. Риск для детектива заключался в самом таинственном перстне, который ему почему-то не хотелось надевать на палец. Кузнецов вспомнил о неожиданном превращении вполне вменяемого Коляна Ходулина в графа Глинского, что произошло во дворце почти что на глазах его удивленных друзей.
— Ты хочешь сказать, что он нашел перстень и надел его на палец?
— Перстень лежал скорее всего в кармане алого кафтана. Колян, отправившись за вином, надел его на палец и мгновенно потерял память, — пояснил Ярослав. — Точнее, превратился в графа Глинского. Думаю, что здесь и вино повлияло, недаром же Костя Кривцов и Ванька Митрофанов охотились за самогонным аппаратом Ефросиньи. Судя по всему, они были наслышаны о таинственном напитке, который должны пить люди, жаждущие встречи с богом Йо.
— Это обычай древний, — продемонстрировал свои познания в области языческих культов Аполлон. — Перед непосредственным контактом с богом люди вводили себя в экстатическое состояние с помощью спиртного или наркотиков. Наше пристрастие к спиртному изначально носило религиозный характер. Кстати, вероятно, именно поэтому у нас столь терпимо относятся к пьяным.
Иванов снял с пальца перстень и протянул его Ярославу. Детектив перстень взял, но на палец надевать не спешил, хотя скорее всего превращение ему пока что не грозило. Во всяком случае, Ходулин и с перстнем на пальце оставался в городе все тем же Коляном, а в Глинского превращался только в непосредственной близости от оракула.
Ехать в Горелово решили немедленно, ибо откладывать разрешение проблемы в долгий ящик не имело смысла. Кузнецов сомневался, брать ли с собой Катюшу, но Кравчинский настаивал на ее участии. Да и сама девушка горела желанием вернуться в родные места. Ярослав это ее желание счел подозрительным, но вслух высказывать свое мнение не стал. Ивановский «форд» вместил всех пятерых. За руль сел сам Аркадий Семенович, весьма взволнованный предстоящим приключением. Ярослав Иванова очень даже хорошо понимал. Черт с ним, с кладом, голову бы не потерять и в прямом, и в переносном смысле во время всех этих перипетий. Путешествие проходило в напряженном молчании. «Форд» лихо промчался по асфальтированной трассе, но вынужден был сбросить скорость, свернув на проселочную дорогу. Кузнецов ждал уже привычной вспышки и гадал, какую форму решит придать машине Иванова оракул. В этот раз Йо явно поскупился. Во всяком случае, позолоты на карете могло быть и побольше. Кравчинский высказал эту претензию вслух, но она услышана не была. А Рябушкин в это время с удивлением разглядывал синий кафтан, в который превратился его добротный двубортный пиджак, судя по всему, обошедшийся следователю недешево.