Оракул
Шрифт:
Мирани опустилась на корточки и поставила возле него чашу. У нее за спиной Гласительница поспешно отошла к краю площадки.
В этот миг глаза Архона широко распахнулись, и его ладонь, горячая и влажная, легла на руку Мирани.
— Возьми, — едва слышно прошептал он, невнятно, но настойчиво. — Держи в тайне. — В ладонь Мирани легла измятая полоска папируса; пальцы инстинктивно стиснули ее. Его глаза были бледно-голубыми. — Остров полон предательства, — шепнул он. — Будь осторожна. Останься в живых!
Когда Гермия обернулась, он уже снова лежал, плотно закрыв глаза. Потом, прежде, чем Мирани успела встать, Архон поднял руку и рассчитанным движением опустил
Барабаны внизу смолкли.
На мир опустилась тишина.
Они не заметили момента, когда он умер. Это произошло тихо, беззвучно. Просто через некоторое время Мирани, задыхаясь от ужаса, увидела маленького черного скорпиона; он вскарабкался вверх по стариковской руке, размахивая в воздухе острыми клешнями, на мгновение коснулся его лица, потом переполз на тунику, не удержался, свалился на землю, юркнул в трещину между камнями и исчез.
Земля застыла в безмолвном ожидании.
И пустыня, и безжалостное море, и Остров...
И люди, стоявшие внизу. Изнемогающие под жарким солнцем солдаты генерала Аргелина выстроились в длинную шеренгу на площади у подножия зиккурата. Лишь жужжали мухи, облепившие лицо Архона. Мирани наклонилась и отогнала их.
Гермия подошла ближе, опустилась на колени, посмотрела на мертвых скорпионов в чаше, коснулась шеи старика, склонилась, прислушиваясь, пытаясь уловить дыхание.
Потом, не глядя на Мирани, она встала и крикнула собравшимся внизу людям:
— Бог покинул нас!
По толпе прокатился ропот, он перерос в оглушительный рев, загремели гонги, колокола, трещотки, барабаны. Послышались горестные стоны.
Мирани едва не падала от изнеможения и мучительной боли в мышцах. Она дрожала, горела, страдала от жажды, но не разжимала кулак с мятым клочком папируса.
Кто-то закричал. По толпе, подобно раскатам грома, пронесся радостный вопль. Гермия торопливо обернулась, и Мирани проследила за ее взглядом.
Далеко на западе, на самом краю мира, собирались серые облака.
Она вступает в Верхний Дом
В тот день небеса потемнели; над морем собрались темные тучи, подул промозглый ветер, раздувая брезентовые навесы и палатки торговцев в крутых извилистых переулках Порта. Вернулись на берег рыбацкие лодки; последний запоздалый парусник, рассекая белые гребешки волн, спешил поскорее укрыться в гавани. В небе раздавались тревожные крики чаек.
Ветер ворвался в общую спальню, когда Мирани бережно складывала и убирала в дорожный мешок свои немногочисленные туники. Сквозняк раздул тонкие полотняные занавеси вокруг кроватей, зашелестел одеждами девушек, внимательно следивших за подругой.
Говорили мало. Мирани знала, что ей завидуют и при этом радуются, что не очутились на ее месте. Вдруг Крисса глянула на небо и радостно подскочила.
— Дождь пошел! Смотрите, дождь!
Она подбежала к окну, свесилась через подоконник, вытянула руки. На землю, оставляя в пыли темные кляксы, упало несколько крупных капель.
«Не слишком-то много за смерть старого человека», — подумала Мирани.
И тут, к ее ужасу, на нее накинулась Ретия.
— Думаешь, наверно, что это ты вызвала дождь? — презрительно сказала она. — Не понимаю, почему Бог выбрал тебя ! Из всех нас ввести в Верхний Дом именно тебя! Жалкую мямлю Мирани, слишком пугливую, чтобы вымолвить хоть слово!
Кто-то хихикнул. Мирани стянула мешок веревкой. Ей хотелось пригвоздить Ретию хлестким, блестящим ответом. Но вместо этого она выдавила из себя лишь жалкую улыбку.
— Думаю,
— Конечно, есть! — воскликнула Ретия, все больше распаляясь. — И ты долго не протянешь! Еще никто не выдерживал дольше шести месяцев — столько продержалась Кастия, много лет назад, а она, говорят, была крепка как железо. Не такая серенькая мышка, как ты.
Мирани взглянула на Криссу — та лишь подняла брови. Обе знали, что Ретия происходит из лучшей семьи Двуземелья и мечтает рано или поздно занять пост Гласительницы. Она жила в Нижнем Доме два года и уже стала Виночерпицей. Именно она должна была переселиться Наверх. Ретия кипела от ярости.
— Госпожа Мирани! — В дверях возник Корет, слуга. Не угодно ли тебе проследовать за мной?
Она взяла мешок. У Криссы в глазах стояли слезы; остальные хмуро потупились.
— До свидания, девочки, — прошептала Мирани и вышла вслед за слугой, радуясь, что все наконец закончилось.
Где-то далеко над морем, там, где от него не было никакого проку, моросил мелкий дождик.
Спускаясь вслед за Коретом по лестнице, ведущей во внутренний двор, Мирани думала о том, что Ретия, как всегда, права. Их в Храме всего только девять — пять в Нижнем Доме, четыре в Верхнем, и все остальные были намного старше нее. Каждая из Девятерых имела свой титул, и переместиться на ступеньку вверх можно было лишь после того, как кто-нибудь умрет или уйдет, ибо те, кому исполнялось тридцать, покидали Храм. Таков был незыблемый порядок — так, по крайней мере, казалось ей раньше. Сначала девочка становилась Той, Кто Вышивает Одежды, потом Той, Кто Вкушает Божественную Пищу, потом Той, Кто Обмывает Бога, потом Хранительницей Огня, потом Виночерпицей, потом Той, Кто Умащивает Бога. К этому времени девушке обычно переваливало за двадцать, и она становилась слишком стара для дальнейшего продвижения, но, если повезет, можно было стать Той, Кто Наблюдает За Звездами, и научиться вычислять точное время восхода солнца, захода луны и многое другое. Впрочем, оставались еще Носительница Бога и Гласительница.
Идя через внутренний двор, где в своих нишах бестолково суетились и хлопали крыльями голуби, Мирани воскресила в памяти весь проведенный здесь год. Начало было малообещающим. На какие только козни и подкупы не шел ее отец, чтобы определить сюда свою единственную дочку! Ее имя было занесено в списки с самого рождения, но даже когда пришло письмо с известием о том, что в Храме освободилось место, и отец с радостными возгласами метался по ветхим колоннадам их полуразрушенного дома, она чувствовала только страх. Боялась, что на нее будут смотреть. Что люди будут кланяться ей и называть госпожой. Что придется с ними говорить.
На самом деле все оказалось не так уж плохо. Обязанности были легкими. Она числилась Той, Кто Вышивает Одежды, но совсем не умела шить: всю работу за нее делали служанки. Жизнь протекала беззаботно: она читала книги, играла с подругами, купалась в потайном бассейне у подножия извилистой лестницы в саду. Лучшая пища, изобилие воды — Храм ни в чем не знал недостатка. Но она была всего лишь Вышивальщицей.
Пока на прошлой неделе Алана не испытала прикосновение Бога.
Все произошло очень быстро. Еще минуту назад темноволосая девушка твердо стояла на ногах, и вдруг чаша с лязгом выпала у нее из рук. Все вздрогнули. В чаше оставался всего один скорпион. Девушка съежилась и осела на землю. Внезапно. Мгновенно. Совсем недавно, вспомнилось Мирани, Алана одолжила ей белую столу. А теперь ее нет в живых. Так Мирани стала Носительницей.