Оракул

Крупный белый конь размеренно вышагивал по узкой тропке, вьющейся среди валунов и густых колючих кустов, вцепившихся в каменистые склоны ущелья. Конь качал массивной головой, позвякивая удилами; мохнатые пряди белой шерсти на бабках, усеянные репьями, мотались в такт ударам копыт. Всадник покачивался в седле, лениво оглядываясь из-под полуопущенных век. Светлые волосы, собранные на затылке в хвост, мягко шевелились, когда он поворачивал голову.

Ренган Ар-Аррах возвращался в родной поселок. Девять лет он шлялся

по низинам на юге, девять лет воевал за морями. Изредка сюда, в горы, доходили слухи о его подвигах — искаженные, перевранные и, конечно, многократно преувеличенные. Он не слышал о земляках ничего — и ни разу за девять лет не попытался разузнать. Да и что может измениться в горах? Люди, семьи и кланы здесь так же упорно сопротивляются времени, как сопротивляются ветру камни, среди которых они живут. Время обтекает их, почти не оставляя следов, — в точности как ветра, дующие в горах. Ренган почти не сомневался, что застанет в живых всех, с кем распрощался после смерти отца — девять лет назад. Что застанет неизменными обычаи, поговорки, манеру одеваться, принятые среди Ар-Аррахов тогда.

Тропа, по которой теперь ступал его конь, точно не изменилась — Ренгану казалось, что он узнает не только каждый камень, но и каждый пучок травы, каждый поросший мхом искривленный древесный ствол… И скоро он увидит земляков — поселок вон за тем поворотом. Хотелось двинуть коленями, понукая белого жеребца, хотелось помчаться галопом… Но Ренган знал, что суетливость не к лицу горцу, тем более — горцу из почтенного клана. Ар-Аррахам не понравится, если он будет торопиться, подобно какому-нибудь купчишке из низин. Здесь люди неспешны и упорны, как камни, среди которых живут…

Неторопливым шагом белый жеребец вступил на единственную улицу поселка Ар-Аррахов, если, конечно, можно назвать улицей полоску утоптанной почвы между жилых башен… Ренган не стал вертеть головой, высматривая знакомых, он сдержанно кивал в ответ на осторожные приветствия немногочисленных женщин и подростков, которые останавливаются при его приближении и с легким удивлением разглядывают непривычный покрой заморской одежды, огромный двуручный меч за плечами, перо на шляпе, пожитки, притороченные к седлу, да и белого жеребца — слишком крупного, невиданной в здешних краях породы.

Сидящая у входа в башню старуха узнала его и каркнула:

— Здравствуй, молодой Ренган!

Спокойно, бесстрастно, холодно, будто уехал он на прошлой неделе наведаться в соседний поселок, а не девять лет назад отправился за море. Люди на севере холодны, как камни, среди которых живут.

— Здравствуй, матушка! А где мужчины Ар-Арраха?

— Все на площади, молодой Ренган. Делят подарки из города.

Подарки? Из города? С горожанами из низин у Ар-Аррахов не бывало прежде большой дружбы. Неужто и в горах случаются перемены? Ренган кивнул старой женщине, и белый конь зашагал к площади.

Мужчины Ар-Арраха в самом деле толпились вокруг расстеленных посреди площади шкур. На шкурах колючей грудой громоздилось оружие и доспехи — мечи, секиры, кинжалы, шлемы и легкие нагрудники — те, что в ходу у горцев. Ренган потянул повод, и белый жеребец остановился. Минуту воин сверху вниз глядел на земляков — ровно столько, сколько позволяли приличия. Затем, придерживая неуклюжий меч, спрыгнул на землю и произнес:

— Приветствую Ар-Аррахов.

Мужчины клана отозвались неровным хором, из толпы выступил вождь Ар-Аррахов, Анорис. Медленно оглядел пришельца с головы до ног и заявил:

— Ты вернулся, Ренган. Говорят, ты воевал за деньги. Хорошая ли это жизнь для горца?

Прибывший слегка пожал плечами:

— Нескучная жизнь. Я жил и сражался, чтобы получать деньги. Я получал деньги, чтобы жить и сражаться.

Воцарилась тишина. Ар-Аррахи ждали, как вождь примет дерзкий ответ. Белый конь переступил копытами и тихо фыркнул. Наконец Анорис расхохотался:

— Хорошо! Нескучная жизнь — как раз то, что нужно мужчине. Но теперь и у нас будет веселье. Нижние прислали оружие. Подарок. Теперь мы устроим набег на Ар-Шоратов, и это будет весело!

— Ар-Шораты могут выставить по пять бойцов против двух наших, — заметил Ренган, — или что-то изменилось в горах?

— Нет, молодой Ренган, в горах все по-прежнему. Но теперь у нас есть много оружия и у нас есть ты. Ха!

Вслед за вождем расхохотались и прочие. Смех раскатился по толпе, но почти сразу смолк — мужчины прекращали смеяться, едва взглянув в прищуренные глаза пришельца. Он выглядел так, словно слова Анориса были не насмешкой, а в самом деле — бесхитростной похвалой.

— Это верно, — спокойно ответил наемник, — у Ар-Аррахов есть я. Но с чего бы городские из низины стали так щедры? Или что-то изменилось в горах?

— Нет, молодой Ренган, в горах все по-прежнему, — вождь нахмурился. — И подарок подозрителен мне. Эти, из низины, они говорят. Оракул дал им совет. Велел подарок прислать. Если ты хочешь, мы тоже спросим Оракула, стоит ли устраивать набег на Ар-Шоратов.

Анорис сделал ударение на слове «ты», ему-то, вождю, не следует сомневаться — хотя наверняка и без Ренганова вопроса вождь хотел отправиться за советом в святилище Лодор. И горцы, и «нижние» — все прибегали к совету Оракула, если встречались с затруднением. Советы, полученные в Лодоре, не всегда можно было понять, случалось, Оракул говорил вовсе не о том, о чем его спрашивали… но неизменно говорил мудро. Ренган вспомнил, как впервые попал в святилище, вспомнил массивные ворота, закованных в латы стражей огромного роста… или это только ему, подростку, они показались великанами?.. Жрец в строгом одеянии впустил горцев клана Ар-Аррах и храм и велел ждать… Затем их провели в святая святых — к древнему идолу, а самый старый жрец стоял рядом со статуей, сжимая ритуальный обсидиановый нож…

Из задумчивости Ренгана вывел вопрос молодого Ар-Арраха невысокого роста.

— А этой штукой можно сражаться? — юнец указал на здоровенный меч Ренгана. — Твоя железяка почти в рост человека, как ею размахнуться?

— В рост человека? — спокойно повторил Ренган. — Ты судишь по своему росту, родич. А я сражался этим оружием и получал плату вдвое большую, чем простой солдат, — как раз за то, что умею размахнуться «этой штукой».

Коротышка покраснел, осознав насмешку, и отступил за спины земляков.