Оракулы перекрестков
Шрифт:
Вокруг начался полный бедлам. Пьяные ситтеры двигали столы, расчищая пространство в середине зала. И хотя Бен ничего толком не понимал, его неожиданно охватило то самое чувство, которое он уже испытывал, когда, прыгнув с балкона Виктора Штерна, медленно плыл над темным ущельем улицы, – непередаваемая смесь ужаса и восторга. Только в этот раз его парашютом была непоколебимая уверенность и наглость, огненным фонтаном бьющая из стоявшего рядом Максуда. «Неужели я и впрямь становлюсь ти-эмпатом?» – с изумлением подумал Бен.
– Одну минуту! Одну минуту! – Сухощавый переводчик поднял руку, пытаясь привлечь к себе внимание среди
– Мастер Ху, наверное, думает, будто он наш единственный поставщик оружия. – Яфат засмеялся. – Впрочем, согласно правилам, он может выставить вместо себя одного бойца.
Максуд презрительно сплюнул на пол. Переводчик обернулся к Ху-Ху и начал ему что-то горячо объяснять. Ху-Ху, вышедший из своего обычного состояния полудремы, отвечал зло и раздраженно. Бен прислушивался, стараясь уловить, о чем речь. Уголок рта сухощавого опять потянуло вверх.
– …Нет! – сказал он достаточно громко. – Теперь отказаться уже нельзя.
Ху-Ху сказал несколько слов и, отвернувшись, стал смотреть в сторону. Переводчик опять поднял руку, требуя тишины:
– Мастер Ху выставит бойца!
– Этим бойцом, надо полагать, будешь ты? – спросил Максуд на цивильном.
Сухощавый кивнул. Он был серьезен. Челюсти его плотно сжались, только непослушный рот все норовил улыбнуться одним углом.
– В таком случае, – сказал Максуд, и шум вокруг моментально приутих, – в таком случае мой фатар тоже имеет право выставить бойца! – он повернулся к Бену: – И не вздумай возражать, братишка.
Вокруг одобрительно засвистели. Максуд повернулся к переводчику Ху-Ху:
– Правила знаешь?
Сухощавый опять кивнул.
– Я бывший член гильдии, – сказал он, стягивая куртку и бросая ее на пол. – Я знаю все правила.
Под курткой действительно оказалась кобура с торчащей из нее рубчатой рукоятью.
– Кто будет крупье? – спросил сухощавый.
Максуд вопросительно взглянул на яфата.
– Рафаиль. – Яфат ткнул пальцем в молодого ситтера с длинной косой на затылке.
Сухощавый достал свой пистолет из кобуры и рукояткой вперед протянул крупье. Максуд, чуть помедлив, сделал то же самое. Зажав второй пистолет под мышкой, крупье вытянул из первого обойму и принялся один за одним выщелкивать из нее патроны. В наступившей тишине было слышно, как металлические цилиндры звонко скачут по полу. Оставив один патрон, Рафаиль вернул обойму на место и, передав пистолет яфату, проделал ту же самую процедуру с пистолетом Максуда. Двое ситтеров принялись мерить зал шагами.
– Места мало, – негромко сказал переводчик.
– Двадцати шагов нам хватит, – презрительно ответил Максуд и пошел в центр залы.
Сухощавый двинулся следом. Ху-Ху, сложив на животе короткие ручки, напряженно смотрел ему в спину. Его глаза были полуприкрыты тяжелыми веками, он очень хотел казаться спокойным.
Дуэлянтам указали их места, и они сели друг против друга, подогнув ноги и выпрямив спины.
– Повязки! – сказал крупье.
Двое молодых людей быстро подошли – один к Максуду, другой к переводчику. В их руках оказались темные плотные повязки, которыми они завязали глаза обоим бойцам. Затем в правую руку каждого из дуэлянтов был вложен заряженный пистолет. Почти одновременно приняв оружие, оба мужчины
– Шнур! – распорядился крупье.
Каждый из противников вытянул вперед левую руку. Секунданты разошлись в разные стороны, разворачивая длинную веревку, связанную из трех кусков. Концы веревки дали Максуду и переводчику. Максуд ловко крутнул ладонью, натягивая шнур, и замер. В наступившей тишине Бенджамиль слышал, как где-то рядом шумно сопит толстяк Ху-Ху.
– Готовы ли противники? – спросил Рафаиль.
– Готовы, – вразнобой откликнулись секунданты.
Двое мужчин с завязанными глазами сидели неподвижно, соединенные тонкой линией натянутой веревки. Стихли образовавшие коридор ситтеры. Бенджамиль затаил дыхание. Упругая звенящая тишина повисла между замершими в восторженном ожидании зрителями, точно взведенный курок, точно сжатая до последней степени стальная пружина, готовая в любую секунду распрямиться, убивая, круша, калеча… Рафаиль вопросительно оглянулся на яфата. Яфат сделал полшага назад, оперся задом о край стола, застеленного скатертью с лицом грустного ребенка, и кивнул. На его губах блуждала тонкая мечтательная улыбка.
– Фай! – крикнул крупье.
Максуд быстро выбросил вперед руку с пистолетом, одновременно дернув на себя веревку. Бенджамиль не успел понять, выстрелил ли он первым, или первым выстрелил сухощавый, или оба выстрелили разом. Он только увидел, как вспышка на короткий и яркий миг выхватила из полутьмы лицо Максуда. Ослабла и опять натянулась веревка. Сухощавый качнулся и стал медленно валиться набок. На его голове, чуть выше повязки, расцветало темное пятно. Две сотни глоток взорвались торжествующим ревом. Оглушенный Бенджамиль оглянулся вправо и увидел Ху-Ху. Толстяк, выпучив глаза и хватаясь пальцами за горло, опрокидывался на стоявший позади стол. Здоровенный, голый по пояс детина, скаля зубы, тянул в стороны концы захлестнутой на шее Ху-Ху удавки, а яфат, блаженно щурясь, глядел, как судорожно сучат в воздухе короткие ножки в расшитых войлочных туфлях. Бенджамиль почувствовал, что сейчас его вырвет.
Но его не вырвало, каким-то чудом он сумел удержаться. А в следующий момент все принялись палить в потолок. Волна дикого первобытного чувства захлестнула Бенджамиля. Кажется, он орал вместе со всеми. Шокирующий, бьющий со всех сторон животный восторг стремился увлечь, утянуть его, Бенджамиля Френсиса Мэя в черную, жуткую, притягательную бездну. Бессознательно пытаясь вынырнуть, пробраться к выходу, он видел, как скатывают со стола мертвое тело Ху-Ху, как, оставляя на паркете широкий и темный след, волочат за ноги его телохранителя. И он, будто в мучительном сне, продирался сквозь водовороты исходящих агрессией существ до тех пор, пока перед ним не возник Максуд, единственный человек в этом зверинце, Максуд, который схватил его за плечи, встряхнул и прокричал в самое ухо:
– Пошли отсюда! Яфат будет с тобой говорить!
Глава 19
Когда они вошли в небольшой кабинет с очень высоким потолком, яфат стоял возле окна, задумчиво глядя в темноту парка, слабо расцвеченную огоньками в железных бочках. В руке его дымилась наполовину выкуренная сигарета. По комнате плыл запах табачного дыма, к которому примешивался слабый аромат незнакомых специй. Яфат оглянулся.
– А! – сказал он. – Максуд! Пачи уже вымелись из зала?