Оранжевая мина
Шрифт:
А. Чадаев пишет: «Была ли украинская революция настоящей? Многих обманывает балаган. И напрасно: сегодня иначе нельзя — это стиль эпохи. Таков один из канонов «общества спектакля»: зритель до самого конца не должен понимать — с ним что, шутят или все всерьез?» [68]
Доводом для трактовки смены власти на Украине как переворота служит тот факт, что существовавшая в постсоветских республиках властная верхушка (Шеварднадзе, Кучма, Акаев) была уже настолько зависима от ее отношений с Западом, что с точки зрения конкретных интересов США не было никакого смысла производить замену одной команды на другую, тем более с помощью таких дорогостоящих операций, как революции. Ни Шеварднадзе, ни Кучма ни в чем бы и так не отказали американской администрации (РФ, в силу наличия у нее ядерного оружия, является особым случаем).
68
Чадаев
Этот на первый взгляд убедительный довод несостоятелен. Новизна этих событий, которые заставляют видеть в них революцию, заключается не только в использовании новых технологий политического действия, но и в характере ее целей и в движущих силах. Р. Шайхутдинов так определяет это событие: «Выборы на Украине и сопутствующая им политическая и гуманитарно–технологическая операция, названная «оранжевой революцией», — наглядный пример использования технологий, которыми владеет глобализованная часть человечества — Европа и США — при расширении границ формируемой ими империи» [69] .
69
Шайхутдинов Р. Цит. соч.
Таким образом, в организационном и технологическом плане смена власти на Украине — революция эпохи глобализации, а ее цель — формирование глобальной империи.
Смысл оранжевой революции в контексте построения Нового мирового порядка
При проведении «оранжевых революций» речь идет не о конкретных частных целях администрации США, а о том, что в нынешнем состоянии постсоветские республики не вписываются в новый имперский мировой порядок из–за того, что обладают пусть и ущербной, но собственной легитимностью, кусок которой они получили путем дележа легитимности Советского Союза при его расчленении. Они — именно постсоветские, продукт советской системы, они символически еще в ней — одни надеются ее вернуть «в обновленном виде», другие проклинают.
Власть на этих территориях тоже постсоветская. На Украине Первого секретаря КПУ Щербицкого сменил секретарь КПУ по идеологии Кравчук, который и стал президентом. Его сменил Кучма, продолжив процесс постепенной модификации советской власти в постсоветскую. Точно так же Ельцин не «спущен» нам из США, мы вырастили его в своем коллективе. Он передал свое кресло В.В. Путину, и В.В. Путина принял народ РФ. Как бы Кучма или В.В.Путин ни старались угодить США, они «наши», их приняло по своей воле либо большинство населения, либо большинство существовавшего до того госаппарата (при непротивлении населения). И народы «наши». И украинцы, и киргизы, и таджики — пока что все они представляют собой части разделенного советского народа, и эта принадлежность ощущается ими как нечто наднациональное.
Новый мировой порядок предполагает, что на территориях СССР, не принятых в «Запад», должна быть установлена власть, получившая легитимность из рук Запада — именно Запад должен стать действительным сувереном над этими территориями. Тогда и постсоветские народы получат от Запада статус «наций».
М. Ремизов пишет: «Бархатная революция» — это неоколониальная революция, вшивающая в саму структуру революционного субъекта и, следовательно, государствообразующего субъекта, ген зависимости. Оранжевая толпа стала «украинским народом» (т.е. субъектом революции) по мановению мировых СМИ и по мандату мирового гегемона. Отныне «украинская нация» (т.е. субъект государства) является таковой только относительно имперского центра и внутри имперского поля. Это значит, в частности, что «бархатные революции» следует рассматривать не в логике отстаивания интересов США, а в логике сложного процесса производства легитимности мирового имперского порядка».
С этой точки зрения понятно, насколько близоруким является взгляд на «оранжевую революцию» как частную операцию, исходящую из прямого и частного политического интереса. Вот типичные аргументы в пользу этого подхода. И. Герасимов пишет о тех, кто прогнозирует повторение подобной операции в РФ: «И те, и другие исходят из постулата, будто бы «оранжевую революцию» в России непременно поможет осуществить Запад. Эта «истина» является как бы само собой разумеющейся и не подлежащей обсуждению — только одни выступают за необходимость повторения украинских событий в России, а другие против. Но так ли очевидно стремление Запада, и прежде всего США, к поддержке процедуры свержения режима Путина под общедемократическими лозунгами? Не получится ли
70
Герасимов И. Заря новой революции // www.livejournal.com/users/i_ gerasimov/1355.html
На самом деле, как поясняет Ремизов, в контексте строительства нового мироустройства для Запада совершенно неважно, кто более эффективно радеет о его интересах — Шеварднадзе или Саакашвили, Кучма или Ющенко: «С точки зрения геополитики влияния и вообще политики интересов, режимы Кучмы и Шеварднадзе для Соединенных Штатов практически ничем не хуже и не лучше новых «революционных» режимов. От постсоветской бюрократии США могли получить все, что хотели. Но суть империи в том, чтобы разрешать кризисы легитимности, подтверждая свое качество гаранта миропорядка, «метасуверена». В зонах вакуума легитимности империя не строится на «прагматической» логике рассуждений о том, кто наш, а кто не наш «сукин сын». А мы, повторяю, все еще в зоне вакуума — «в условиях, сложившихся после распада огромного великого государства», как и сказал президент».
На то, что результатом «оранжевой революции» должно стать возникновение власти с совершенно новым источником легитимности и даже возникновение «нового народа», настойчиво обращают внимание западные СМИ, что говорит о наличии продуманной политико–философской доктрины. В множестве сообщений о событиях на Украине прямо писалось, что украинцы стали «политической нацией» и перестали быть постсоветским народом. Можно предположить, что именно ощущение такого поворота, угроза утраты символической связи с тысячелетней страной привели к такому моментальному расколу населения Украины на две части.
Р. Шайхутдинов говорит об этом разрыве прежней (тоже прозападной!) власти Украины с теми, кто надел «оранжевые» шарфы: «Для нового народа у оппозиции существует внестрановая легитимизация: США, например, заранее объявляют, что выборы нелегитимны, и признают они только победу оппозиционного кандидата. Так другой народ приобретает легитимность извне».
Разумеется, что «революция как спектакль», приводящая к свержению власти толпой, подпавшей под интенсивное воздействие эффективных культурных средств, представляет собой лишь первый этап глубокого преобразования всей государственности, хотя и этап исключительно важный. Поэтому вовсе нет гарантии, что созданный с помощью технологических манипуляций «народ–гомункул» обретет собственную жизнь, которая будет продолжаться и после завершения «оранжевой революции». Для этого требуется изменение многих социальных, экономических и культурных условий, которые складываются исторически в ходе «молекулярной» деятельности населения и данной территории, и сопредельных стран, и Запада [71] .
71
На багдадском Майдане толпа шиитов могла на время стать «оранжевой» — после того как американцы арестовали Саддама Хусейна. Но мало кто верит, что дарованная оккупационными войсками США «внешняя легитимность» реально принята шиитами.
М. Ремизов пишет о технологии интеграции постсоветских стран в Новый мировой порядок: «Исходя из этого и следует, на мой взгляд, прочитывать исторический смысл «бархатных революций». Режимы, выходящие из их горнила, по структуре своей легитимности уже не являются «постсоветскими»: их утверждение связано со сломом инерции и выходом на сцену мобилизованного массового субъекта. Или выкатыванием на сцену его муляжа.
В случае политического успеха массовой мобилизации, независимо от того, насколько она «постановочна», конструкт становится реальностью, и «революция» может быть признана состоявшейся. Это вполне относится и к украинскому сценарию смены власти: революция имела место, обозначено определенное событие в области легитимности. Вопрос, однако, в том, какова природа новой легитимности. Было бы большой ошибкой отвечать на этот вопрос по шаблону классического, современного понимания революции — и поспешно говорить, например, о появлении «гражданской нации» как субъекта украинского государства».