Оранжевый портрет с крапинками (сборник)
Шрифт:
Фаддейкина мать, ласково лучась глазами, сообщила Юле, что ее зовут Виктория Федоровна и что наконец-то она вырвалась из «суеты цивилизации» и несколько дней будет здесь, в тишине, спасаться от своей сумасшедшей работы.
Это известие почему-то слегка раздосадовало Юлю, и она старательно улыбнулась в ответ. Завтрак прошел с ощущением легкой неловкости, хотя улыбки продолжали цвести, а Виктория Федоровна шутливо ругала Фаддейку за сопенье и чавканье.
Из кухни Юля поспешно ушла к себе. Идти в библиотеку надо было только к десяти. Юля написала
У калитки она увидела Фаддейку с матерью.
Фаддейка был еще больше непривычный и незнакомый.
Если бы Юля повстречала на улице такого мальчугана — с аккуратно расчесанными (и вроде бы даже подстриженными) оранжевыми локонами, старательно умытого, в отглаженных светлых брюках и голубой рубашке с погончиками, — она обязательно подумала бы: «Ишь какой славный…» Но прежний Фаддейка куда-то исчез. Лишь искорка в левом глазу напомнила о нем, когда ухоженный мальчик улыбнулся Юле.
Виктория Федоровна тоже улыбнулась. И сообщила:
— Мы отправились гулять. Это чудо-юдо обещает таскать меня целый день по каким-то «своим» местам… Имей в виду, дорогой мой, что на колокольню я все равно не полезу…
Фаддейка еще раз пустил привычную искорку и радостно сказал Юле:
— Пошли с нами!
Юля покачала головой и показала часы.
— Ну, тогда завтра! Юль! За грибами! В лесу знаешь сколько груздей!
Глядя на его причесанную макушку, мать плавно сказала:
— Ты, наверно, хочешь, чтобы Юле поставили двойку за практику. Не забывай, что у нее на первом месте должна быть учеба.
— В самом деле, — сдержанно согласилась Юля. Неловко подмигнула Фаддейке и пошла в библиотеку.
В этот день было неожиданно много читателей. То ли соскучились по книжкам за каникулы, то ли просто школьники разом съехались в родной городок из лагерей и гостей перед началом занятий. Кроме того, Юля ходила по двум адресам — искала «должников». Один был в отъезде еще, а второй — восьмилетний большеглазый пацаненок — с перепугу забрался в старый курятник: решил, что за утерянные на рыбалке «Приключения Травки» его сейчас поведут в милицию. Пришлось вместе с бабушкой извлекать ревущего читателя на свет и успокаивать…
В таких делах время летело незаметно. В середине дня Юля сумрачно поклялась себе, что на почту не пойдет. И не пошла. И даже не очень думала о письме, потому что царапала ее другая тревога: из-за Фаддейки. Хотя, казалось бы, что случилось? Мать приехала, отмыла, приласкала, радоваться надо.
«Увезет она его скоро», — печально сказала себе Юля. И сразу же сердито возразила:
«Ну и увезет! Что это, новость для тебя?» «Не новость, но все равно грустно».
«Грустно не грустно, а все на свете когда-то кончается».
«Как-то не так кончается. Не по-хорошему…» «Перестань!» — одернула она себя.
Но беспокойство не прошло. И Юля не удивилась, а только
Виктория Федоровна ласково сказала:
— Вот вы и вернулись… Как дела, Юленька?
Юля аккуратно улыбнулась:
— Дела обычные — библиотека. Никакой романтики… Особенно, если смотреть со стороны.
— Вы, наверно, скучаете в здешнем захолустье?
— Некогда скучать-то. Работы невпроворот.
— А по вечерам? Тут и сходить некуда…
— Вы знаете, я домоседка.
— Так и сидите в этой конуре?.. Кстати, как вы там устроились? Можно взглянуть?
— Вполне уютно устроилась, — опять улыбнулась Юля. — Заходите…
В комнате она подвинула Виктории Федоровне единственный стул, сама присела на топчан. Фаддейкина мать со старательным любопытством оглядывала пустые углы и дощатые стены. Молчание затягивалось. Чтобы разбить его, Юля спросила:
— Как погуляли?
— Ох, он умучил меня! Таскал по каким-то развалинам, по зарослям… Брюки изорвал, погон отодрал на рубашке. Я еле дышала, когда вернулась… Представляю, как надоел он вам!
— Почему?
— Он мне только про вас и говорил. Наверно, целые дни от вас не отстает…
— Да что вы, Виктория Федоровна. Днем я на работе.
— Ну, утром и вечером… Вам и отдохнуть-то некогда.
— Он мне ни капельки не мешает.
— Юля… — мягко сказала Виктория Федоровна. — Дело не только в вас… дело в нем.
— А… что случилось? — с неприятным ожиданием спросила Юля.
— Не случилось, но… поймите меня правильно. Эта его привязанность к вам… Он непростой ребенок. Излишне впечатлительный, фантазер. И я, честно говоря, опасаюсь…
— Боюсь, что я все-таки не понимаю вас, — насупленно сказала Юля. На нее навалилась тяжелая неловкость.
— Сейчас я объясню… Думаете, он только с вами так? У него странный интерес к взрослым людям. Он прилипает к ним, морочит головы своими выдумками, мучает вопросами. А потом мучается сам: вспоминает, писем ждет. А какие письма? У взрослых людей свои дела, они забывают мальчишку через неделю после отъезда…
Юля могла сказать, что она Фаддейку не забудет и письма писать станет обязательно. Сама знает, как плохо без писем. Но она понимала, что эти слова Викторию Федоровну не обрадуют. Она только сказала:
— Что поделаешь, раз такой характер…
— Дурацкий характер! — с неожиданной плаксивой злостью отозвалась Фаддейкина мать. И сразу перестала быть красивой. — Я замучилась… Выдумал себе предка-адмирала, переделал нормальное имя Федор (в честь деда!) в какого-то Фаддея. И ведь заставил всех признать себя Фаддеем!.. А эти непонятные слезы по ночам! Спрашиваю: что случилось? Какой-то Вова Зайцев из их класса уехал в другой город. Но они с этим Зайцевым сроду не были приятелями! А он ревет: «Теперь уже никогда и не будем…» — Выходит, не только среди взрослых он друзей ищет, — вставила реплику Юля.