Оранжевый Треугольник
Шрифт:
И снова поиски идеального зла. Что может быть страшнее дракона?
"А вот в Ричмонде, говорят, объявился жуткий дракон. Жрет, мерзавец, только молодых девственниц".
Уже лучше — кроме силы тут еще и посягательство на красоту и невинность. Причем, заметьте, когда тех же девственниц Дракон жрет вместе с остальным быдлом, то он просто ящерица-переросток. А вот, не дай бог, конечно, появится избирательность, то он уже — "мерзавец". То есть происходит проекция человеческого восприятия на ту же "ящерицу". Причем никого
Можно проиллюстрировать это на примере. Приходит, скажем, к индейцам очередной бледнолицый. С ружьем. Страшный. И вдруг начинает избирательно приглядываться, скажем, к овцам. Или к собакам. Что о нем подумают индейцы? То-то.
А тут вдруг выяснится, что он еще и зоофилией страдает, горемычный.
А ведь в более поздних версиях именно этим и наводили ужас на народ Драконы. Как умыкнет красавицу, так сначала в постель, а потом уже и кушать. А ведь такую страсть со стороны Дракона только зоофилией и можно назвать.
Но народ, вопреки здравому смыслу, боится. Почему? А потому, что это уже проявление не только человеческих слабостей, но и человеческих пороков.
Со временем Драконы заменяются Страшными Колдунами, которые по старой привычке опять обижают девушек. Ну на что старому хрычу принцесса? Что он с ней делать-то будет, в свои пятьсот лет? Как — на что? Традиция.
Вот и получается, что не столько сила страшна, сколько общность пороков. Зверь снаружи, а внутри человек. Дальше по этому пути народная мудрость не пошла. На то она и мудрость.
А дальше на пути объединения зверя с человеком происходит вот что. Оболочка лютого зверя, а внутри находится человек. Со своими недостатками, конечно. Но вот когда зверь начинает оперировать понятиями любви, нежности, чести, человеческого достоинства… Когда его поведение разделяется, конфликтует, но побеждает неизменно зверь… Вот тогда его поведение становится настолько страшным и противоестественным, что такие сказки могут просто свести с ума. Любой Герой, встретившись с таким существом, потерпит неизбежное поражение.
А побывавший в шкуре этого зверя, пусть недолго, потеряет разум навсегда.
Вот такое создание и называют — МОНСТР.
Рис лежал на полу бронированного каменного мешка — комнатки-шкафа в доме доктора. Он готовился умереть. Впрочем — неправильно. Ни к чему он не готовился. Нечему было готовиться. Он потерял все. Оставалась жалкая скорлупа сознания, которая если и отличала себя от окружающих предметов, не имела ни мыслей, ни желаний. Боли не было, а тело быстро теряло свою защиту, постепенно превращаясь в жалкое, но человеческое существо.
Как он добежал до доктора, он не помнил. Помнил только, что дверь дома была открыта, а белый халат держал в руках наполненный шприц.
После укола он
Но эти слова не имели для него значения. Больше ничего не имело значения. Боль прошла — это главное. Рис был примитивным животным. Он просто лежал и ни о чем не думал. Он был счастлив простым, растительным счастьем.
В соседней комнате что-то происходило, но за толстой дверью невозможно было ничего разобрать, да и не было желания.
Фраза, долетевшая из-за двери: "Ты верный и преданный раб своего Бога…" — возродила какие-то воспоминания. Он это уже слышал. Когда? Это тоже было неважно. "Наверное, магнитофон", — безучастно подумал Рис. Его движения становились медленнее, кровь с трудом проходила по сосудам. Он тихо умирал, и умирал — счастливый.
Еще спустя некоторое время дверь в комнату открылась, вошел доктор. Он молча взял Риса за руку и с силой поднял. Умирающего качало от слабости, но доктор набросил на него что-то типа балахона из грубой ткани. Одежда с внешней стороны была отделана или черной клеенкой, или чем-то похожими на нее и не пропускающим воду.
В таком виде и покинул Рис уютную бетонную комнатку, где так хорошо лежать на полу.
В центре операционной стоял огромный монстр, похожий как две капли воды на существо, которым недавно был Рис.
Отличие состояло в цвете кожи, который был пепельно-желтый. И в форме рук. Если у Риса они были мощными и заканчивались большими тяжелыми ладонями, то у нового монстра ладошки были маленькие и какие-то женские. От локтя до кончика мизинца по внешней стороне руки шел роговой нарост, отсвечивающий тем же цветом, что и когти Риса.
Монстр был растерян и подавлен. Вопреки своему грозному виду, внутри у него жила мелкая душонка постоянного неудачника.
Когда он увидел Риса, глаза его наполнились слезами и он пролепетал:
— Я не буду его убивать, — голос монстра был грубый и хриплый, но интонации говорили о трусе и тряпке, получившем в подарок это совершенное тело.
— Ну ладно, и ты туда же. А если я тебя очень попрошу? — ехидно улыбнулся доктор.
Монстр, захлебнувшись слезами, не смог ничего ответить и только замотал головой.
Санта Клаус с рождественским видом подвел Риса к монстру и отошел к пульту у стены. Грозная машина смерти, уже полная сил, но еще не осознавшая своего бессилия, посмотрела в воспаленные глаза Риса, в которых светилось неземное счастье.
У стены доктор взял в руку микрофон, вздохнул, нажал какую-то кнопку на пульте и коротко приказал: "У-Б-Е-Й Е-Г-О!!!"
В тот же миг рука монстра молниеносно взвилась, превратившись в идеальное лезвие. Оно описало короткую дугу и отсекло Рису голову. Обезглавленное тело постояло еще секунду, потом неловко загребло руками и свалилось на пол, забрызгав стенку кровью.