Орбита мира
Шрифт:
– Вот же ты отчаянный засранец, - пробормотал Степняков. На остатках лица Шепарда запеклись пузыри кровавой пены, из-под которых влажно блестели осколки переломанных дробью костей черепа.
– Ну кто тебе мешал с нами просто договориться, а?
Медик протянул руку и опустил забрало шлема флайт-коммандера Шепарда на место, до отчётливого щелчка. Тело он сначала хотел тащить ногами вперёд, но почти сразу осознал, что в невесомости тот лишь соберёт на себя всё, что развешано по стенам.
Степняков пробормотал что-то раздражённое под нос, ухватил тело за ремни обвеса на спине и медленно и тяжеловесно поволок за собой к шлюзовому отсеку, то и дело упираясь другой рукой в скобы и притормаживая неповоротливый груз.
Немалых размеров "самоходное кресло" к счастью давно уже покинуло своё первоначальное место в шлюзовом отсеке, и в свободную нишу получилось уместить мертвеца в скафандре почти без проблем. Без живого человека внутри тот сам принял основную рабочую позицию. Теперь останки флайт-коммандера Шепарда полусидели-полулежали на стене шлюза. Шлем со внутренней стороны целиком покрывали кровавые разводы. Степняков устало смахнул пот с лица, критическим взглядом посмотрел на свою работу и обречённо вздохнул.
– Вынести бы тебя наружу, - пробормотал он, вытянул руку и закрыл неприглядную картину светофильтром. Руки трупа медик прихватил эластичным жгутом к туловищу, а ноги - к стенке, и нехотя потащился обратно - замывать кровавые следы на месте перестрелки и операции влажными салфетками.
Под конец грязной неблагодарной работы медику больше всего хотелось залезть в спальную нишу, задёрнуть наглухо занавеску, и провалиться в забытье. Окровавленные лохмотья, гигиенические салфетки и прочий мусор превратились в изрядного размера ком. Даже в камеру мусоросброса запихивать его пришлось исключительно по частям. Впрочем, механический затвор и пневматика отработали как часы.
– На пыльных тропинках далёких планет, - истерически пробормотал Степняков.
– Останутся наши бычки!
Мысль, что первым что увидела Земля 1967 года от гостей из будущего стали окровавленные лохмотья и грязные салфетки, вызвала у медика настолько преувеличенную реакцию, что пришлось отмерить себе кубик успокоительного и несколько минут старательно подышать у стенки под вентиляторами.
– Эй, Айболит!
– голоса товарищей до усталого медика дошли не сразу.
– Быстрей сюда! Есть связь! Из тени скоро выходим!
Степняков устало вздохнул и медленно и упорно потащился к посту связи. Короткое вроде бы расстояние казалось ему в этот момент уже просто непреодолимым.
– Заря, я Дербент!
– голос командира первый раз прозвучал ещё до того, как медик закончил свой путь.
– Дербент вызывает Зарю, как слышите меня, приём?
Моментального ответа, разумеется, не дождался.
– Как рука?
– тихо, чтобы не мешать Никитину повторять вызовы, поинтересовался Степняков, когда добрался, наконец, до своего места.
– Даже и не болит почти, - так же тихо ответил Бороденко.
– Спасибо.
– Хорошо, - согласился медик.
– Но после связи всё равно на осмотр.
– Думаешь, у нас будет такая роскошь?
– скривился бортинженер.
– Мы их открытым текстом вызываем, без кодовых слов и шифрования. Наведут что-нибудь, да бахнут...
– Сейчас узнаем, - на посту связи тем временем зазвучали характерные шорохи работы наконец-то двухстороннего канала.
– Дербент, это Заря, слышу вас хорошо, - если в наземном ЦУПе и царило какое-то удивление, оператор связи удивительно хорошо его прятала.
– Доложите обстановку на борту.
Экипаж "Мира" оторопело переглянулся.
– Заря, ситуация на борту под контролем, - первым, как и полагалось, сориентировался командир экипажа.
– Попытка абордажа станции американским орбитальным инспектором отбита. В экипаже станции один легкораненый, бортинженер Юлий Бороденко. Подполковник орбитального патруля Васильев тяжело ранен, в данный момент без сознания. После оказания медицинской помощи состояние...
– Тяжёлое стабильное, - быстро вставил Степняков.
– Тяжёлое стабильное, - повторил Никитин.
– Его напарник погиб, космопланы выведены из строя. Новых повреждений в ходе перехвата станция не понесла. Полковник ВКС СССР Виталий Никитин доклад окончил.
– Дербент, это Заря, - только небольшая пауза выдавала шок на другой стороне канала связи.
– Доложите состояние защищённой линии связи.
– Физически отсутствует, - безжалостно отрезал Никитин.
– Просим скорейшей помощи с Земли.
– Дербент, мы...
– женский голос прервался. Несколько секунд в канале звучал только какой-то невнятный гомон.
– Дербент, это Заря. Кремль на связи. Минутная готовность ко включению прямой линии. Ждите.
Бороденко присвистнул.
– Дорогая Индира Ганди, - утрированным "брежневским" голосом произнёс он.
– Позвольте мне поздравить вас с днём освобождения Индии от британского колониального владычества!
– Дербент, это Заря!
– оборвал его на середине анекдота про неловкую встречу Брежнева с Маргарет Тэтчер голос с Земли.
– Кодовую фразу не поняли!
Юлий Бороденко оторопело посмотрел на кнопку управления связью на длинном проводе у себя в руке и торопливо отключил микрофон.
– Юлик, отдай гравицапу, - попросил у него Степняков.
– Не подводи нас всех под транклюкатор. Как-никак, первый контакт впереди.
– Третьего рода, - нервно хихикнул Бороденко, но микрофон послушно отдал. Хватило его сознательности, впрочем, ненадолго.
– Командир!
– сказал он.
– Я вот что подумал. Раз уж мы и правда тут. Мы же столько всего знаем! Представь, сколько мы всего сможем изменить, а?
– Да они тут без нас понаизменяли, блядь, уже!
– не выдержал Никитин.
– Ты понимаешь, чего начнётся, когда местные поймут, что к ним свалилось? Уже началось! Что, Юлик, готов одной рукой дыры в станции латать под обстрелом? Или к подвигу города-героя Владивостока, а? Посмертно?
– Дербент, это Заря, - прервал его вызов с Земли.
– Генеральный секретарь ЦК КПСС Союза Советских Социалистических Республик на связи. Прямое включение.