Орбита мира
Шрифт:
– Пять! Четыре! Три! Два! Один!
– в момент старта по экрану прошла косая помеха, но тут же исчезла. Четыре ослепительных столба пламени рванулись к небу с крохотными тёмно-синими космопланами в изголовье.
– Ле-е-ерой Дженкинс!
– хвастливый выкрик майора Дженкинса прозвучал не очень к месту, но от всей души.
Первые сорок-пятьдесят секунд всё шло нормально. Тройные хвосты пламени - от самой ракеты и от её боковых ускорителей, несли космопланы ввысь. Затем один из ровных огненных столбов дрогнул и деформировался. Огненные следы и какие-то неопознаваемые чёрные клочья расплескались неаккуратной кляксой.
– Есть аварийная расстыковка, - мрачно отрапортовал Дженкинс.
– Взрыв жидкотопливной ступени на пятьдесят шестой секунде полёта. Целостность оружейного контейнера подтверждаю. Есть аварийное отделение маневровой орбитальной ступени. Есть переход на атмосферные турбины. Все системы работают нормально. Прошу коридор аварийной посадки.
– Олень-один, запрос на коридор принят, ждите указаний, - Лиза Хасегава торопливо передала жертву ненадёжной ракеты дежурным спасателям. Теперь им предстояло вывести космоплан на обратный курс и посадить на металлическую полосу атолла.
Другие три машины тем временем упрямо карабкались на орбиту. Считанные минуты пути, затем выравнивание склонения орбиты с русской бомбардировочной платформой и перехват.
Именно перехват, а не спокойный расстрел беззащитной цели. Перехват с далеко не самыми лучшими шансами на успех. Даже если проигнорировать саму бомбардировочную платформу, русских наверху ожидалось на одну машину больше.
– Наземные службы подтверждают старт дежурной группы русских орбитальных перехватчиков, - отрапортовала Вероника дель Ольмо.
– Полное ударное звено, четыре машины, сэр.
– А у нас их всего три, - задумчиво произнёс Толберри.
– И одна атомная ракета. Всего одна...
Глава 6
– Полетел человек в небо, отыскал человек в небе счастье, - рулей машина подполковника Васильева почти не слушалась.
– Оно тёплое и большое, говорит человеку здрасте...
Топлива в баках оставалось совсем в обрез. Если бы не запас последнего манёвра, рулить оказалось бы просто нечем - и космоплан так и продолжил бы удаляться от станции в свой последний бессмысленный полёт. Средство гарантированного увода машины с орбиты в атмосферу помогло. Тем более что с такими повреждениями несущего корпуса и защиты в этой самой атмосфере получилось бы разве что сгореть.
На приборной консоли перемигивались тревожные огни. Последнее топливо шло в короткие, на чутье и опыте, управляющие импульсы. Энергию в немногих целых аккумуляторах медленно и неотвратимо выедали дальномер и едва живая система контроля минимального сближения. Воздуха оставался ровно один последний баллон - в кабине.
– Полетел человек в небо...
– продолжения стиха покойного Семецкого Васильев просто не знал. На Симонова тот в своих поэтических опытах не тянул, поэтому на Земле дочитать стих Михалычу просто не дали - не смогли удержать смех. А теперь у подполковника эти куцые строчки ни забыть не получалось, ни продолжить.
– Говорит человеку...
– Васильев запнулся. На какое-то мгновение датчики вспыхнули ровным зелёным огнём, и тут же сменили цвет снова. Ещё несколько коротких импульсов, уравняли относительные скорости космоплана и неизвестной станции окончательно.
Только в этот момент подполковник смог поднять глаза к иллюминатору - и оцепенел. На боковой поверхности станции алела кириллица, и складывалась она в короткое русское слово.
МИР
– Здрасте, - обалдело закончил подполковник, вытянул было руку в сторону панели дальней связи, но тут же опустил. Связь пропала ещё с первого удара по машине. После того, что выпало на долю его "Лаптя", он изрядно сомневался, что увидит антенну дальней связи хотя бы физически целой.
Три глубоких вдоха и выдоха помогли успокоиться. Подполковник расстегнул крепления пилотского кресла и неловко потянулся к обычно самому бесполезному комплекту снаряжения в пилотской кабине.
Абордажному набору.
Проектов самых разных универсальных стыковочных узлов по спецлитературе гуляло множество. И просто захваты, и сложные телескопические штанги, и даже чехословацкие футуристического облика манипуляторы с полной свободой перемещения, вроде тех, что перегружали ядерное топливо на электростанциях. Ещё больше предложений самой разной осмысленности регулярно публиковали на страницах научно-популярных журналов, до какой-нибудь "Техники-молодёжи" включительно, при виде обложек которой, по слухам, нехорошо ухмылялся, а порой и ехидно шутил даже сам генсек.
Но все эти проекты имели два фатальных недостатка. Во-первых, ни в нулевое поколение советских космопланов, ни даже в первое они просто не лезли по массе и габаритам. А во-вторых, предназначались только для исправных машин со штатной работой бортовых источников питания и хоть какой-то подвижностью.
Полуразбитый космоплан Васильева с почти сухими баками на исправную машину даже близко не походил.
Времени на дыхательные упражнения перед выходом наружу тоже не осталось. Баллон занял своё место в штатном креплении за спиной, после чего подполковник в несколько мучительно-неловких движений развернулся в тесной кабине и занял единственное положение, в котором получалось нормально работать с аварийным люком.
За люком, разумеется, царил вакуум. Короткая узкая труба эвакуационного лаза в теории герметизировалась с обеих сторон, и позволяла экономить воздух, но сейчас на борту космоплана его уже не осталось. Последние сорок пять минут своей жизни подполковник нёс за плечами. Да и то уже не сорок пять. Гораздо меньше.
Засвистел и тут уже умолк клапан выравнивания давления. Перчатки, рукава и штанины знакомо раздались в стороны. Внутреннее давление распёрло скафандр. Кираса и силовой набор откликнулись столь же знакомым потрескиванием и поскрипыванием. Створка люка дрогнула, и послушно отошла в сторону.
В свете нашлемной лампочки скафандра труба эвакуационного лаза казалась ещё теснее и неудобнее, чем на самом деле. Драная обивка тонкими лохмотьями покачивалась возле пробоин.
– Скафандр бы не пропороть, - машинально пробормотал Васильев и осторожно пополз ко второму люку. За ним космонавта ждал открытый космос.
Его встретили ослепительное космическое солнце, острые контрастные тени и рваные края посечённого американской картечью металла.
– А ведь если бы не манёвр Семецкого - хана и мне, и машине, - подполковник завороженно смотрел на буквально размочаленные попаданиями фрагменты обшивки маневрового блока. Их содрало как банановую кожуру и поставило торчком. Крылья и рули космоплана щедро пятнали остатки масла из управляющей гидравлики.