Орден Ассасинов
Шрифт:
«Бунт битников» мог бы угаснуть так же быстро, как его английский аналог, движение «Сердитых Молодых Людей», если бы он не случился во время открытия психоделических наркотиков. Керуак курил марихуану и описывал ее эффекты в книге «На дороге» - полное расслабление, ощущение, что время остановилось. Но мескалин и ЛСД (открытые в Базеле в 1948 году) могли вызывать видения, создавать странные сочетания цветов или яркое восприятие, при котором любой объект казался представляющим что-то большее, выделяющееся на его фоне. Олдос Хаксли сказал, что эффект от мескалина заставил его осознать «суть» вещей, и пропагандировал открытую продажу мескалина так же, как табака или алкоголя. У меня есть некоторые оговорки относительно психоделиков, и они подтвердились в 1963 году, когда я принял мескалин. Это было похоже на то, как будто убрали обычные «фильтры» восприятия, как если бы вы проигрывали грампластинку на максимальной громкости, вывернув все регулировки баланса низких и высоких частот на максимум. Но фильтры существуют для того, чтобы помогать работе сознания но контролю и управлению реальностью - это вид систематизации, который, в идеале, производит великое искусство - или философию. Мескалин одновременно ослабляет волю, «управляющую
Но также надо признать, что наша постоянная связь с миром - это волеизъявление. Когда что-то расстраивает меня, я «уединяюсь», я ретируюсь; когда что-то доставляет мне наслаждение, я двигаюсь дальше. Все, что случается со мной во время моей жизни наяву, вызывает мои маленькие движения вперед и отступления, как если бы моя кожа была оболочкой шара, который надувается или сдувается в соответствии с внешним воздействием. Но есть существенная разница. Каким бы ни было внешнее воздействие, я решаю надувать шар или сдувать. Джазовый трубач, который неожиданно начинает играть роскошно, боксер, неожиданно превращающийся в идеальную бойцовую машину, даже философ, начинающий думать с изумительной ясностью - все они контролируют степень, которой мы редко достигаем. И это тот контроль, эта сила раздувания и устремления вперед, которая составляет настоящее величие человеческого существа.
Психоделики ослабляют этот элемент управления. То же самое, конечно же, делает алкоголь. Даже музыка и поэзия может иметь тот же эффект; (темой «Будденброков» Манна, например, является упадок семьи, занимающейся промышленностью, когда она вдруг начинает производить художественные типажи). Это вопрос удержания баланса, сохранения управления. Но психоделическая философия, распространяемая Тимоти Лири, категорически отвергала необходимость любого подобного управления. Высшей целью было самозабвение, необходимо «избежать эго, сформированного авторитетным обществом»; ты можешь говорить ценные мысли кому бы то ни было, кто склонен их принять, и полностью забыть себя. Алан Уоттс, еще один мыслитель, оказавший мощное влияние па «поколение цветов», заявлял, что основная человеческая проблема заключается в его агрессивности по отношению к своему окружению, его желании навязывать каждому свою волю; он говорит о космических ракетах, похожих на гигантские эрегированные пенисы, нацеленные в небо. Человек должен понять, что он является частью природы, как говорил Уоттс, подобно облакам и деревьям; он должен учиться сочетаться со своей вселенной, прекратить так сильно изъявлять свою волю... И возможно, это объясняет, почему весь этот эксперимент в области любви и самозабвения был с такой легкостью принят в конце шестидесятых. Керуак был мертв, его талант разрушился из-за страсти к длительным запоям. Наркоторговцы на Хейт-Эшбери стали профессиональными рэкетирами, которые закончили тем, что вытеснили хиппи. Мэнсон и его последователи переехали в Долину Смерти.
Но когда Мэнсон пришел на Хейт-Эшбери в 1967 году, было похоже, что культура детей цветов получила признание. Хиппи редко устраивали столкновения с полицией, но пришли к некоему рабочему соглашению, по которому они были согласны не затруднять движение, пока их не трогают.
Понятно, что все это должно было впечатлить Мэнсона как откровение. Он провел свою жизнь, терпя неодобрение и грубое обращение, - приучившись к тому, что ты можешь присоединиться к обществу как усердно работающий, полностью оплачиваемый его член, или объявить себя бездельником и принять все последствия этого. Начать целый жизненный путь, который допускает максимальную свободу, - это должно казаться невозможной удачей, весьма похожей на открытие Руссо, что его сообщество «беспощадных дворян» в действительности существует неподалеку от Швейцарской долины. Здесь было не только непосредственное признание сообществом, которого не волновало его прошлое; это было также полем для действия его природного доминирования.
Нужно иметь в виду, что, хотя Мэнсону было тридцать три года, в некотором смысле он был подростком. Он провел практически всю свою взрослую жизнь за решеткой или в исправительных заведениях. По словам Мэнсона, когда он вышел из тюрьмы, он «никогда не был с женщиной, никогда в жизни не занимался ни с кем любовью. Я никогда не пил пива». И его период свободы был коротким. В некотором смысле получается, что он впервые учился жизни, когда пришел на Хейт-Эшбери.
Также надо признать, что большинство хиппи, подобно большинству остальных групп, не принадлежали к доминирующим пяти процентам. Они не были ницшеанскими свободными духом, живущими словно персонажи «La Boheme», которые, заливаясь смехом, жгли свои рукописи, чтобы сохранить тепло. Большинство из них были не более чем просто зеркалами, отражающими свое окружение; их сознание было заполнено делами друг друга («Где сегодня Тэкс?» «Ты не слышал, он арестован...»), Битлами, жаргоном хиппи, протестом против войны во Вьетнаме, мультфильмами о Томе и Джерри, фильмом «Беспечный ездок». Поздние книги Керуака («Биг Сур», «Ангелы Одиночества») - это свободные беспорядочные ассоциации на основные заморочки хиппи. «Электропрохладительный Кислотный Тест» Тома Вулфа, попытка уловить стиль жизни хиппи в прямом репортаже, кончается тем, что вызывает чувство недоумения и полной тщетности. Но прежде всего - принципиальной посредственности большинства этих выпавших.
Это было неизбежно, что Мэнсон в скором времени стал важным персонажем среди хиппи Сан-Франциско, а также то, что он наверстывал упущенные годы сексуальных возможностей. Его взгляд на женщин был определенно ницшеанским. («Собираешься к женщине? Не забудь взять с собой плеть...»). Девушка, которая ездила с ним автостопом по стране, описывала, как Мэнсон заставлял ее нести оба рюкзака, а когда она отказалась, заставил ее идти в нескольких шагах сзади него. После ареста Мэнсона подобные рассказы цитировались газетами, чтобы доказать параноидальные тенденции Мэнсона, но это едва ли справедливо: это как обвинить Казанову в том, что он провел свою жизнь, пытаясь доказать свою мужественность. Стремление Мэнсона господствовать, подобно его мягкости и убедительности, было природной частью его личности.
В первый заезд в Сан-Франциско Мэнсон с друзьями остановились в Беркли. Там он встретил девушку
– Он возродил во мне веру в себя». Портрет Мэнсона как маниакального мессии, соблазнителя с дикими глазами, помещенный в журнале «Лайф», казалось, на самом деле, не имел основания. Наоборот, его экстраординарное влияние было следствием его «подобного Христу» внешнему виду и личности. Он был маленьким и нестрашным, играл па гитаре песни протеста в манере Боба Дилана и имел сочувственные и нежные манеры. Он, очевидно, страдал и выглядел соответствующе. (Большинство фотографов поймали этот грустный взгляд печального человека в пути на его Голгофу.) Он интересовался мистицизмом, сайентологией и магией; он был глубоко убежден в порочности общества и необходимости революции. Если он не читал Маркузе, это всего лишь еще одно подтверждение той меры, для которой он стал сосудом духа времени. Маркузе писал, что индустриальная цивилизация должна подразумевать больше свободного времени для каждого; вместо этого она создает «репрессивное общество». В «Эросе и Цивилизации» (1951) он утверждает, что наша сексуальность становится больной. Секс должен производить «анти-репрессивную сублимацию», раскрывающую наши высшие человеческие возможности; вместо этого общество стало источником прибыли и стало еще одним инструментом репрессий для людей, которые бегут из общества. Его «Одномерный человек» (1964) продолжает эту аргументацию и делает пугающее утверждение, что современные демократические общества - Америка в частности - в действительности столь же тоталитарны и репрессивны, как сталинская Россия или гитлеровская Германия. Маркузе подвергся яростным нападкам за чрезмерную эмоциональность и за полноту мышления; но для того, чтобы по праву оценить стиль его мышления, его надо воспринимать как поэтичного идеалиста, этакого Руссо двадцатого века, обладающего сильным образным видением того, каким восхитительным может быть общество, если оно сможет избавиться от своего материализма.
Мэнсон инстинктивно применял «анти-репрессивную сублимацию», которая отстаивается в «Эросе и Цивилизации»; он постиг одно из прозрений Д. X. Лоуренса о том, что секс - это полное освобождение, религиозное общение. В «Признании» Сьюзен Эткинс описывается, как она первый раз вошла в комнату Мэнсона. «Я бы хотела заняться любовью с тобой», - сказала она. Затем он сказал ей снять одежду и посмотреть на отражение своего обнаженного тела в зеркале в полный рост. «Посмотри, какая ты красивая... Посмотри, ты совершенна». Она добавляет: «И пока он занимался любовью со мной, он говорил мне, чтобы я представила, как занимаюсь любовью со своим отцом, чтобы провести меня через эту специфическую проблему». (Ранее она упомянула, что ее отец хотел любовной связи с ней, - после смерти ее матери, - и что она бы весьма охотно сделала это.) Мэнсон понимал, что большинство девочек хочет человека, обладающего качествами отца; это объясняет его поразительный успех. «Я действительно чувствовала себя привилегированной, идя с Чарли, потому что все девушки, с которыми я делила дом, были влюблены в него...» Его своеобразное обаяние и доброта так же действовали на мужчин, как и на девушек, - он ссылался па то, что у него 3000 друзей.
К октябрю 1967 года Мэнсон получил достаточно от Хейт-Эшбери. С момента выхода из тюрьмы его главной одержимостью всегда была идея войти в область популярной музыки; он был убежден, что сможет стать таким же известным, как Битлз или Боб Дилан. Он поменял рояль (подарок друга) на автобус «Фольксваген», а позже поменял его на старый желтый школьный автобус. В октябре «семья» двинулась на юг; после путешествия через Неваду, Нью-Мексико и Алабаму они вернулись в Лос-Анджелес и арендовали место рядом с Малибу. Мэнсон начал играть на гитаре в клубе в Топанго Каньон, под названием «Винтовая лестница». Это там Мэнсон встретил двадцатилетнего музыканта по имени Бобби Босолейл. Босолейл изучал магию и был поклонником Алистера Кроули; он играл роль Люцифера в фильме «Восстание Люцифера», сделанном подпольным кинорежиссером Кеннетом Энгером. Мэнсон и Босолейл обсуждали, как ворваться в область популярной музыки, и Босолейл представил Мэнсона другому музыканту и преподавателю музыки, Гари Хинмену, который владел домом в каньоне Топанга. Когда Мэнсон был выселен из Малибу в феврале 1968 года, Босолейл предложил вместе въехать в маленький дом, который он делил со своей девушкой в Хорсшу Лэйн, Топанга. Бобби был шокирован, когда пришел переполненный школьный автобус. «Я не ожидал, что будет так много народу». Семья расположилась лагерем на склоне холма за домом. Теперь к ним еще присоединилась тринадцатилетняя Диди Лансбери, дочь киноактрисы Анжелы Лансбери, и четырнадцатилетняя девочка по имени Диана Лейк, прозванная Змеей, - по словам Эда Сандерса, «из-за поперечных змееподобных покачиваний, которые она делала во время полового сношения». Они остались здесь на шесть недель. Бобби Босолейл решил уехать раньше; он не видел Мэнсона несколько месяцев.
В марте семья переехала в дом на другой стороне каньона. В апреле у Мэри Бруннер родился ребенок, Валентин Майкл; семья принимала роды. В это время в группе было шестнадцать девочек и четыре мужчины; в их числе были Брюс Дэвис, последователь Мэнсона, с которым они случайно познакомились во время путешествия через Орегон, и Фил Кауфаман, его друг времен тюремного заключения. Сэнди Гуд, дочь состоятельного биржевого брокера, также к тому времени стала одной из любовниц Мэнсона. Это она сказала Мэнсону о ранчо, которым владел мужчина по имени Джордж Спан, - в свои восемьдесят лет он почти совсем ослеп. Оно располагалось в Чатсворте, в тридцати милях от центра Лос-Анджелеса. В мае Мэнсон и семья отправились посмотреть на кино-ранчо Спана. Оно называлось так, потому что некоторое время принадлежало звезде ковбойских фильмов Уильяму С. Харту и несколько раз использовалось во время съемок фильмов. Теперь это была конюшня для скаковых лошадей, и семье несколько неопределенно предложили вступить во владение в обмен на уход за лошадьми. По этой причине они остановились на ранчо всего на несколько дней.