Орден Белого Орла
Шрифт:
И все же Бекман-Мусина-Пушкина-Азбукина неожиданно отказалась от последнего объяснения, заявив, что дала его по уговору поверенного графа Алексея Владимировича, пообещавшего ей за это сто тысяч рублей, и поддержала первоначальное объяснение.
Однако показания врача, лечившего графиню от заболевания, при котором никакая беременность не могла быть доношена, все поставили на свои места. Присяжные заседатели пришли к выводу, что бывшая графиня симулировала беременность, а значит, должна была быть обвинена в подлоге в актах о рождении ребенка по 1441 статье Уложения о наказаниях Российской
Дело это слушалось в Московском окружном суде 24 января 1873 года. Гражданский иск со стороны графа А.В. Мусина-Пушкина поддерживал все тот же Плевако, который, как всегда, мастерски справился со своими обязанностями. В результате решением суда бывшая графиня была признана виновной в подлоге, и у нее отобрали ребенка, передав его Аграфене Азаевой, настоящей матери девочки…
Буров
Все-таки его профессия давала о себе знать. Получив информацию из прошлого, он сразу же попытался продиагностировать болезни членов графской семьи. И если диагноз заболевания, от которого почил граф, ему был ясен сразу — у графа была ишемическая болезнь сердца, и он умер от обширного инфаркта, — то болезнь графини, помешавшая ей иметь собственного ребенка, заставила врача-экстрасенса всерьез задуматься. Наконец он пришел к выводу, что она страдала гипертериозом, а точнее — токсической аденомой, из-за чего и не могла нормально выносить плод.
Усатый опер вновь призвал их в самую большую комнату обыскиваемой квартиры.
— Виталий Севастьянович и Алла Борисовна, прошу вас засвидетельствовать изъятие вот этих вещиц, — сказал он.
Буров увидел письменный стол, ящики из которого находились на полу. И все же именно там, в столе, сыскари обнаружили еще один тайник и извлекли из него несколько забавных фигурок, изображавших рыцаря-крестоносца на коне и пять его пеших слуг — драбантов. Статуэтки, похоже, были из чистого золота…
И опять сознание экстрасенса заполнилось образами каких-то людей в странных одеждах, картинами давно прошедших событий. Однако прошлое в его видениях было увязано с событиями совсем недавними. Вот одна-то из этих картин, изображавшая длинноволосого субъекта по кличке Мозоль, задержала его внимание…
Прохоров-Мозоль
…Поездка во Францию запомнилась мне особенно четко. Именно там я познакомился с двумя неординарными людьми, которые так или иначе сыграли большую роль в моей судьбе…
Первым был француз русского происхождения Максим Воздвиженский. Вторым — американец Джон Джонсон. Впрочем, не буду забегать вперед.
В Париж я поехал для того, чтобы наладить контакты с группой тамошних скупщиков антиквариата, которую возглавлял моложавый человек в темных очках. Его-то и звали Максимом, хотя сам он предпочитал, чтобы его называли просто Максом.
Он встретил меня в аэропорту «Шарль де Голль» и на своей машине марки «рено» повез через центр Парижа в район Латинского квартала.
— У меня свой отель, который так и называется — «Максим», — пояснил мне по дороге Воздвиженский. — Там нас уже поджидают
— Очень хорошо, — умильно произнес я, разглядывая, как в калейдоскопе, парижские улицы, мелькавшие за ветровыми стеклами автомобиля.
К отелю, длинному трехэтажному дому, увитому плющом, мы подъехали, когда на улице начинало темнеть.
— Прошу в мой дом, — несколько высокопарно проговорил Макс, помогая мне вылезти из машины. — В моем ресторанчике при отеле нас ожидают накрытый стол и приятная застольная беседа с близкими по духу людьми. Я надеюсь, что вы с нами сработаетесь! Между прочим, ваш шеф, мсье Телегин, остался доволен нашим гостеприимством и радушием…
Воздвиженский не соврал. В небольшом ресторанчике при отеле действительно был накрыт стол, и нас с нетерпением поджидало пятеро молодых людей, старшему из которых, по-моему, не было и тридцати, а младшему — восемнадцати. Кроме них, в уютном зале не было ни души.
— Знакомьтесь, — сказал Макс, представляя своих друзей.
— Пьер, Жорж, Мишель, Серж и самый младший Пти-Андрэ. Прошу любить и жаловать. Давайте нальем сразу же бокалы и выпьем за процветание нашего совместного дела.
Мы выпили. Закусили. Снова выпили. А потом пили, уже не закусывая. Откровенный разговор завязался где-то после третьей-четвертой рюмки «Наполеона». Причем никому из нас совершенно не мешал языковой барьер. Я говорил по-русски, они по-французски, но Макс оказался классным переводчиком, и потому разговор лился естественно и без излишнего напряга.
— Так вы собираетесь поработать на раскопках в Ираке? — спросил старший по возрасту, Пьер, лысоватый брюнет с протезом на месте правого глаза.
— Совершенно верно, — кивнул я.
— Нас очень интересуют результаты вашей работы, и мы даже готовы брать оттуда любой материал…
— Кроме мелочевки! — уточнил Пти-Андрэ, у которого на левой щеке обозначился рубец от ножевого удара.
— Да, мелочевку можете забрать для своих целей. Вы же изготавливаете сувениры, насколько я осведомлен? — поддержал его Пьер, раскуривая трубку. — В прошлый свой приезд мсье Телегин показал нам некоторые образцы будущих серий. Неплохо! Мы даже согласились заключить с ним контракт на продажу этих изделий через сеть наших антикварных лавок во Франции. Но это будет позже, так сказать, в перспективе. Сейчас же нас интересуют более дорогостоящие археологические находки. К примеру…
— Включите телевизор! — довольно грубо перебил старшего Пти-Андрэ.
— Да, да! — подхватил его слова Пьер. — Жорж, не сочтите за труд включить телевизор…
Толстый увалень Жорж сидел к телевизору спиной, и ему пришлось подняться из-за стола, опрокинув стул, и нетвердой походкой подвыпившего человека подойти к стойке бара, где находился телевизор с большим экраном. Он включил его и присел на вращающийся стул у стойки.
По телевизору передавали новости дня. Неожиданно на экране появились прекрасные золотые статуэтки, изображавшие рыцаря и его эскорт, — я насчитал их пятнадцать штук.