Орден последней надежды. Тетралогия
Шрифт:
Тем временем Жанна задумчиво кивает моим словам, в ее глазах разгорается пламя надежды.
– Шаги, которые вам, возможно, надо будет предпринять, – осторожно замечаю я, – следующие...
– Во-первых, – громогласно объявляет герольд герцога Алансонского, – с сегодняшнего дня в лагере запрещаются распитие вин и азартные игры. Во-вторых, все маркитантки изгоняются вон, присутствие их в воинском лагере, а также в его окрестностях строго воспрещено. В-третьих, всякий из воинов раз в неделю должен исповедоваться священнику, который придается каждому из отрядов. Ежеутреннее посещение общего молебна строго обязательно. Первое нарушение данного указа в любом из пунктов карается плетьми, отказ от исповеди подлежит заботе духовных лиц! Солдаты, пойманные при производстве разбоя либо иных бесчинств, будут незамедлительно повешены.
Воины стоят с мрачными лицами, как на похоронах, угрюмо переглядываясь. Возможно, один из несдержанных солдат и выкрикнул бы какую-нибудь гадость, но вот незадача, за спиной герольда несокрушимыми скалами высятся угрюмые детины в рясах. Стоит посмотреть в те мертвенно-бледные лица под низко надвинутыми капюшонами, и как-то сразу вспоминаются все слухи про ужасы инквизиции, которая огнем и мечом преследует и выжигает всякую крамолу. Скажите на милость, кто из добрых французов не знает, что основа Святой Инквизиции – всего лишь два католических ордена, доминиканцы и францисканцы? Всяк догадывается, что не те это люди, с которыми стоит шутки шутить, себе дороже может получиться.
После объявления указа все воины дружно расходятся по палаткам, над станом нависает мертвая тишина. На случай волнений несколько отрядов тяжеловооруженной конницы загодя собраны по периметру лагеря. Гигантские жеребцы медленно переступают с ноги на ногу, камни, попадающие под широкие копыта, громко хрумкают, рассыпаясь в песок. Насупленные всадники в полном доспехе крепко сжимают длинные копья, уперев их в стремя, к седлам приторочены топоры и булавы, из-под опущенных забрал зло поблескивают огоньки глаз.
Жанна стремительно идет, почти бежит по замершему в ожидании лагерю, ее белые как снег доспехи старательно начищены, из палаток настороженно зыркают солдаты. Следом за девушкой вышагивают баварские «братья», на них негромко позвякивают двойные кольчуги до колен, в руках тяжело покачиваются стальные топоры. Остро заточенные лезвия мертвенно блестят под тусклыми лучами зимнего солнца, обрекающие взгляды заставляют солдат опускать глаза и пятиться в глубь палаток, оттого продвижение братьев сопровождает тихий шелест. Если бы тигры жили стаями, то они с той же надменной уверенностью проходили бы сквозь стаи волков, пока те тихо повизгивают и, покорно склонив головы, в панике поджимают хвосты. За баварцами идут священники-францисканцы во главе с отцом Габриэлем, поверх белых ряс висят тяжелые медные кресты, широкие ладони крепко сжимают длинные посохи, что оставляют глубокие выемки в утоптанной земле.
Быстрым шагом мы проходим вдоль рядов воинских палаток. На углу – пестрый шатер маркитанта. Закусив губу, Жанна выхватывает меч и с размаху перерубает толстую веревку, привязанную к вбитому в землю деревянному колу. Угол шатра провисает, изнутри с грязной руганью выскакивает громадный рябой мужчина, который так бугрится мышцами, что больше похож на самца гориллы, чем на человека. Вышибала успевает сделать лишь шаг по направлению к девушке, тут же между ними оказывается Жан де Ли. Баварец бьет гиганта ногой в живот, движение так быстро, что я его еле улавливаю. Покорно сложившись вдвое, верзила улетает обратно в шатер, откуда тут же раздается слаженный визг. На свет божий с причитаниями выскакивает сам хозяин заведения, тощий маленький человечек с плешивой головой. Моментально оценив обстановку, он рушится на колени, плаксиво молит не трогать палатку, не рушить налаженный бизнес.
С застывшим лицом Жанна ныряет внутрь, братья идут за ней, следом входит отец Габриэль. Визг тут же усиливается, из палатки вылетают растрепанные женщины всех возрастов, за ними появляется Жанна, энергично добавляя мечом плашмя по мягкому месту тем, кто замешкался. По команде Жака де Ли сопровождающие нас солдаты тут же начинают рубить центральный столб шатра.
– Идем дальше, – упрямо говорит Жанна. – Мы должны очистить от скверны весь лагерь!
Отец Габриэль одобрительно качает головой и веско роняет:
– Отец Игнатий, приступайте к таинству исповеди. Начинайте с капитанов отрядов, затем – лейтенанты, сержанты и так далее. Завтра с утра – общий молебен. Отсутствовать могут лишь больные, по заключению лагерного лекаря. Выполняйте!
К вечеру в воинском стане не осталось ни одной палатки с девками и вином, повсюду курсировали усиленные патрули, а уже через пару дней стало заметно, что дисциплина подтянулась. Вдвое сократилось число драк и краж, впервые сутки прошли без единого убийства. Войско, которое прежде больше походило на банду, начало становиться настоящей армией, той самой, что должна исполнить пророчество Мерлина.
В хлопотах прошла еще пара недель, войско непрерывно росло, отовсюду подходили отряды конных и пеших воинов. Некоторые из вновь прибывших, недовольные установленным порядком, поначалу пробовали бунтовать. Мол, что за новости, отчего запрещены исконные солдатские развлечения? Одна бесконечная муштра с утра до вечера! Если войско и в самом деле должна повести предсказанная в пророчестве Дева, то война обязана стать нескончаемым праздником. Знай подставляй карманы под английское золото, что польется щедрой струей. Вдобавок все девицы и замужние жены, из тех, что помоложе, должны быть благосклонны к молодцам, грудью вставшим на защиту милой Франции.
Заранее сколоченные виселицы в центре лагеря пришлись весьма кстати, поскольку нескольких смутьянов все же пришлось показательно повесить. По старому доброму обычаю, трупы как следует просмолили, так они дольше провисят, не теряя товарного назидательного вида. Отец Габриэль, то и дело с омерзением плюясь в сторону «экспонатов», в серии ежеутренних проповедей блестяще доказал каждому, что то были приспешники Сатаны, скрытые еретики и английские шпионы и любого их последователя ждет та же бесславная участь. Воины прислушались, дисциплина вновь подтянулась.
Каждый вечер я, одетый простым ратником, выхожу побродить по лагерю, внимательно вслушиваюсь в разговоры, пытаюсь понять настроение воинов. С помощью францисканцев Жанна смогла усмирить буйную вольницу, ныне войско гораздо больше походит на настоящую армию. Священники умело направляют растущее недовольство, объясняют доходчиво, что причина всех переносимых лишений кроется в проклятых англичанах, ненавистных захватчиках. Вот победим и тут же забудем про дисциплину, как про дурной сон, но пока надо терпеть. Очень важно вовремя уловить момент, когда люди готовы будут броситься в бой. Ошибемся, опоздаем – и ярость французов обратится на нас, а не на британцев.