Орден последней надежды. Тетралогия
Шрифт:
Ну, француз-то из Жана де Ли сомнительный, он и говорит с акцентом. Не беда, половина присутствующих рыцарей, особенно из южных провинций, изъясняются так, будто каши в рот набрали. Северяне, напротив, порыкивают, а бургундцы ставят неожиданные акценты. Ни за что не расскажу соседям, что на самом деле Жан баварец, а не галл, к чему портить людям радость. Ее и так мало бывает в жизни, вряд ли у каждого наберется полный месяц счастья. Ох, не врал классик, сказавший, что человек рожден для счастья, как олень для охоты, а рыба – для ухи.
Главный судья турнира повторно воздел к небу белый жезл, и не успели горнисты вскинуть трубы к губам, как кони сами ринулись в бой. С грохотом взорвавшегося снаряда разлетелись копья, всадники едва заметно пошатнулись в седлах. Трибуны взорвались радостным криком, мужчины тыкали пальцами – во французского богатыря, смеялись и били руг друга по плечам, девицы вовсю строили глазки отважному поединщику. Молящийся позади меня рыцарь резко усилил нажим на Господа, во весь голос обещая сжечь дотла две английские церкви месте с мерзкими островными священниками-еретиками при первом же удобном случае. Взамен за вой богоугодный подвиг шевалье просил Всевышнего всего лишь даровать победу достойному рыцарю, что защищает честь милой Франции. Судя по тому, как хитро молящийся поглядывал в небо, Бог явно колебался и вот-вот должен был сдаться. В третий раз судья вскинул жезл, торжественно запели трубы, и разгоряченные кони, набрав невиданную скорость, в момент домчались до середины турнирного поля. Всадники столкнулись с оглушительным лязгом рухнувшего с моста бронепоезда, копья толщиной в руку взрослого мужчины треснули, разлетевшись сотнями осколков. Машинально выкинув руку, я поймал один прямо перед лицом, плотный, с острым расщепленным краем. Всадники оглушенно покачнулись, но усидели в седлах, ни один не выпустил вдребезги разбитого щита. Трибуны в общем порыве рыдали от радости, девицы восторженно визжали, махая шелковыми платочками так, будто передавали флажковой азбукой целые любовные поэмы.
Я кинул быстрый взгляд на судейскую трибуну. Главный герольдмейстер, забавно шевеля седыми пышными усами, о чем-то выспрашивал дофина Карла, тот в сомнении морщил лоб, косился вправо, где мстительно улыбался герцог Алансонский, настаивал на чем-то, рубя воздух ладонью. Вот герцог с откровенной ненавистью глянул на Черного Барона, который бок о бок с Жаном де Ли застыл напротив королевской ложи, молча ожидая решения судей, тут же скривил рожу, будто куснул лимон. Боевые Жеребцы под рыцарями замерли, словно каменные изваяния, лишь злобно поблескивали их огненные глаза да раздувались широкие ноздри.
Главный герольдмейстер, набычившись, ткнул большим пальцем за спину, указывая на трибуны, затем махнул жезлом в сторону турнирного поля. Дофин покачал головой. Герцог Алансонский, побагровев, выпятил нижнюю челюсть, вскинул голову, как норовистый жеребец, и, скрестив руки на груди, гордо бросил нечто явно вызывающее, но отсюда неслышное. Кое-кто все же ухитрился расслышать. Граф Танги Дюшатель, стоящий в углу королевской ложи, пошевелился, медленно опустив руку на эфес меча. Как ни плавно он это проделал, герцог Алансонский заметил опасное движение и, резко развернувшись, что-то выкрикнул. Несколько секунд они с графом ломали друг друга взглядами, затем герцог, побледнев как снег, сделал шаг назад и, осознав, что потерял перед всеми лицо, тут же вспылил настолько, что потянул из ножен меч. В ответ граф Дюшатель опустил забрало шлема, а я скептически поджал губы.
Если герцог забудется настолько, что обнажит меч в опасной близости от дофина, я не дам за его жизнь ломаного медяка. Вопрос в том, успеет ли Алансон проделать этот трюк? Японцы из молниеносного выхватывания меча целую науку создали, но поверьте на слово, европейцы ничуть не уступают им в скорости реакции. Другое дело, что у нас принято вытаскивать меч медленно, красиво, чтобы сверкающее на солнце лезвие бросало в лицо врага пламенеющие отблески, заставляя его недовольно морщиться, даже ежиться от страха. И вообще, есть лишь три вещи на свете, что по-настоящему веселят сердце истинного рыцаря: вид горящего замка соседа, несущийся во весь опор боевой жеребец и собственный меч, гордо воздетый к самому небу!
Тут в дело вмешался дофин и разогнал спорщиков по углам, не допустив смертоубийства. Граф Дюшатель поднял забрало и вновь замер в углу ложи, словно изваяние. Герцог, обиженно надув губы, уселся рядом с Карлом. Судя по кислой улыбке, вельможа благоразумно решил, что худой мир лучше доброй ссоры, тем более что граф Танги Дюшатель запросто рубил головы принцам крови еще тогда, когда герцог под стол пешком ходил. Несмотря на бурную молодость, граф все еще жив и вполне здоров, судя по виду, он троих таких герцогов переживет.
Главный герольдмейстер турнира, терпеливо ждавший завершения дискуссии, снова повернулся к дофину. Тот, незаметно вздохнув, наконец кивнул. Судья, расплывшийся в широкой улыбке, трижды хлопнул в ладоши, трубачи тут же вскинули горны, блестящие расплавленным золотом, и, изо всех сил надув щеки, заиграли: «Внимание, внимание, внимание всем»! Публика замерла, осознав, что сейчас последует нечто необычное. Главный герольдмейстер вскинул в воздух длинный белый жезл, символ судейской власти, обильно украшенный золотой резьбой, и грохочущим голосом объявил:
– Поскольку ни один из рыцарей не выказал превосходства в поединке на копьях, его королевское величество дофин Франции Карл Седьмой Валуа решил: исход поединка определится в битве на мечах! – и, мстительно глянув на английского барона, добавил: – Поединок продлится до тех пор, пока один из рыцарей не признает себя побежденным!
Зрители пораженно выдохнули. Обычно в турнирах именно судьи определяют победителя и останавливают поединок прежде, чем один из рыцарей серьезно ранит или даже убьет другого. К лицу ли герольдам самоустраняться от исполнения прямых обязанностей?
– Что значит признает себя побежденным? – капризно бросила смазливая молодка позади меня.
Помолчав, худой как щепка старик, сидящий рядом с красоткой, то ли отец, то ли муж, нехотя буркнул:
– Вряд ли кто-то из этих шевалье попросит пощады у всех на глазах. Один из них сегодня умрет, а возможно, что и оба.
Грузный дворянин с давним белым шрамом поперек лица, что устроился справа от старика, задумчиво пробасил:
– В позапрошлом году на турнире в Милане победитель точно такого же поединка прожил всего на час дольше, чем побежденный. Тот умер от удара мизерикордией, а триумфатор, раненный в бок, погиб от потери крови, которую лекари-коновалы так и не сумели остановить. А вот еще был подобный случай...
Я злобно фыркнул и, с силой постучав по скамье, чуть не с головой нырнул в сумку, в который раз проверяя, готов ли я остановить кровотечение и зашить любую рану. Да, как и любой лекарь, я немного суеверен. В конце концов, еще ни одному больному не стало хуже оттого, что его лечащий врач сплюнул через плечо или постучал по дереву. Врачи ведь тоже не дураки: не помогай больным плевки через плечо, стали бы они корчить из себя дураков, а? Вот то-то и оно, что не стали бы! Через минуту я вернулся к окружающей действительности, немного успокоившись. Иглы, шовный материал, перевязка – все оказалось на месте, никуда не исчезло за прошедшие десять минут.