Орден Сталина
Шрифт:
– Что стоишь? Пли!..
И тот выстрелил великому князю точно в сердце. Узник мгновенно рухнул на снег, а Стебельков, подойдя к нему вплотную, два раза подряд вонзил штык ему в грудь. При первом ударе тело Николая Михайловича судорожно дернулось, при втором – осталось лежать неподвижно. Однако молодой исполнительхорошо знал инструкцию. Передернув затвор, он сделал еще один выстрел – в голову узника, а затем отошел на свое прежнее место и принялся выбирать из снега рассыпавшиеся семечки.
Четвертью часа позже Глеб Бокий и его спутник, к которому председатель
Странное дело: бесследно пропал подстреленный кот. По всей видимости, раненый зверь уполз куда-то, забился в какую-нибудь щель, чтобы умереть в одиночестве, следуя священному обычаю всех кошек. Но о нем никто уже и не вспоминал.
– Наконец-то Ярополкнаш! – воскликнул Семенов, обращаясь к Бокию.
Эти двое познакомились более семи лет тому назад: в мае 1911 года, как раз в тот день, когда произошла авиакатастрофа, описанная впоследствии Александром Блоком в стихотворении «Авиатор»: под Петербургом, на Комендантском аэродроме, разбился летчик Смит. С тех пор общались они нечасто, но и этого общения было вполне достаточно, чтобы Глеб Иванович сумел составить представление о своем знакомце.
«Да, конечно, «Ярополк» теперь ваш, – подумал Бокий, – Иосифа Сталина и твой…» Но вслух сказал другое:
– Кстати, вы просили меня подыскать надежного человечка: без специфических способностей, но пригодного для черновой работы. Так вот, по-моему, Иван Стебельков – самая подходящая кандидатура для нашегопроекта.
Часть первая
Проект «Ярополк»
Глава 1
Сверху вниз
24 июля 1935 года.
Вечер четверга. Москва
1
Когда принц Калафвышел из дверей станции метро «Сокольники», близился вечер, и длинные тени ложились на тротуар причудливыми изгибами и зигзагами. Юноша размашисто зашагал от станции прочь, слегка щурясь из-за бьющих ему прямо в глаза солнечных лучей. Его – восемнадцатилетнего студента юридического факультета МГУ – на самом деле звали Николаем Скрябиным. Калафом – в честь героя «Принцессы Турандот» – Колю нарекли университетские товарищи: за скрытность характера и любовь ко всяческим загадкам. И, несомненно, за определенное внешнее сходство с актером Юрием Завадским, который был первым принцем Калафом в театре Вахтангова.
Однако сейчас Николай не походил ни на принца, ни даже на московского студента. Прохожие глядели на него с изумлением и даже с опаской, а некоторые и вовсе шарахались в сторону, в точности так же, как до этого – пассажиры метрополитена. И на то были веские причины.
Выглядел Коля Скрябин, мягко говоря, странно. Лицо его, чертами и впрямь схожее со сказочным ликом Завадского, было серым от покрывавшей его пыли, и на нем
Странность Колиного облика дополнялась тем, что под мышкой юноша сжимал портфель: черный, наверняка очень дорогой, сделанный из крокодиловой кожи. Только теперь у портфеля этого была начисто оторвана ручка, от которой остались одни стальные «ушки», и по глянцевой ячеистой коже расползались такие же зеленые пятна, какие украшали рубашку Скрябина. Нести портфель было крайне несподручно; сколько ни старался Коля перехватить свою ношу поудобнее, увесистый предмет без конца норовил сползти то вперед, то назад.
Что могли предположить бдительные граждане при виде рубашки с пятнами и портфеля?.. Кое-кто из них сделал соответствующее умозаключение, и Николай приметил, что один из прохожих заспешил к телефонной будке. Ясно было, куда именно этот товарищ собирается звонить.
Но, по счастью, идти Коле было недалеко, так что он смутил и напугал не очень много народу. А если кто-то и впрямь просигнализировало нем компетентным органам, то представителей этих самых органов еще надо было дождаться, чего Скрябин делать совсем не собирался. Несмотря на все неудобства с портфелем, он ни разу не замедлил шага, и только возле поворота в нужный ему двор кое-что Колю задержало: ему почудилось, что он увидел Анну.
То есть, конечно, это не могла быть Анна; он точно знал, что не могла. Но – рыжие кудри, стройная фигура, промелькнувшие чуть в стороне, показались Скрябину столь знакомыми, что он замер на месте и долго еще вертел головой, пытаясь понять: куда исчезла женщина, только что виденная им?
Заминка эта чуть не стоила жизни Колиному другу и однокурснику Михаилу Кедрову, к дому которого принц Калафспешил в тот вечер.
2
Полчаса спустя Николай Скрябин испытывал абсолютную уверенность, что время остановилось – застыло, как присохшая к стеклу кремниевая крошка в песочных часах.
В необычном ракурсе – с крыши четырехэтажного дома – Коля и его друг наблюдали, как над городом заходит солнце. Москва еще не обросла высотными зданиями, ничто не застило обзор, и с этой, не бог весть какой высоты открывалось панорамное зрелище. Виден был чуть ли не весь Сокольнический парк; казалось, что совсем близко стоит позаброшенный Алексеевский монастырь; проблескивал за деревьями Пятницкого кладбища тусклый купол церкви Троицы Живоначальной. А над всем этим носились в розовеющем небе стрижи, с легкостью выписывая фигуры высшего пилотажа.