Орден Святой Елены
Шрифт:
— Еще как. Буквально минут сорок и все как рукой снимет. Ну или часика два. А уже если стянуть с тебя эти вот трусики…
— Уваров! Ты обещал! Убери руки! — в этот волнительный момент в дверь раздается стук.
— Кого там черти принесли? — ворчу я, вставая с кровати. Мещерская тут же принимает вид оскорбленной невинности и натягивает одеяло на себя чуть не до подбородка. Я открываю дверь. На пороге стоит незнакомая мне высокая девушка в мундире валькирии.
— Срочное донесение! — прикладывает руку к фуражке она: — лейтенант Уваров! Вам надлежит срочно явится по указанному адресу и отремонтировать мотоколяску!
— Ты опять свою игрушку разбила, —
— Я умею! Чему мне учится! — мундир валькирии идет пятнами, девушка заметно теряет в росте и перекидывается в смуглую, худощавую и невысокую азиатку, которая топает своей ножкой, под ее ножкой — трещит паркет: — надо починить! Она сломана!
— Попроси Веню за ней съездить, пусть посмотрит, — вздыхаю я: — сколько денег уже на ремонт ушло.
— Ты жмот! А у меня мотоколяска сломана!
— Надо тебе танк купить, его сломать сложнее, хотя с твоими-то талантами…
— Танк! Давай купим!
— Не, не, не, дурная идея. И потом у нас денег нет.
— О! — поднимает палец она: — а давай заработаем! Вместе! У меня вот… — она достает откуда-то пачку бумаг: — со стенда в околотке содрала. А, вот, гляди! — и она тычет мне в лицо плакатом с фотографией мрачного вида мужика и надписью «РАЗЫСКИВАЕТСЯ ЖИВЫМ ИЛИ МЕРТВЫМ! НАГРАДА 10 000 рублев!» и мелким шрифтом ниже — что кличка у него Лорд, что на самом деле это вампир высокой категории и что надлежит быть осторожным при встрече, и что за сведения о местонахождении — также полагается награда.
— Там еще много таких! — говорит она и чуть подпрыгивает на месте от нетерпения: — пошли награду получать!
— Чтобы награду получать надо сперва его найти, — вздыхаю я: — а у меня сейчас времени нет.
— Времени у тебя нет! Знаю я, ты все со своей Машей кувыркаешься в постели! Маша, доброе утро! — она заглядывает в спальню через мое плечо. Мещерская — хмурится ей в ответ и складывает руки на груди.
— Все дуется на меня, — пожимает плечами кицунэ: — вы люди такие обидчивые, снимешь раз с кого кожу и все — обиделись. А вот ты молодец, не обижаешься. Как говорят в Хань — времена проходят, а седой конь пашет свою борозду в лунном небе. Сегодня вечером — моя очередь мужскую энергию ян собирать, помнишь?
— Забудешь тут…
— Ну вот, а пока — собирайся, за наградой в банк поедем. Мне новая мотоколяска нужна, старая в хлам вообще, в запчасти разлетелась. Какие они хрупкие все-таки…
— Они не хрупкие, никакой автомобиль не выдержит того, что ты с ней творишь! Ты за два дня в пяти авариях побывала! Чудом никого не убила!
— У меня все схвачено! — машет рукой она: — я ж обещала никого не убивать. Так что? Одеваешься?
— Зачем это еще? Для того, чтобы награду за голову получить одного плаката маловато будет, а выслеживать преступников у меня сейчас времени нет. У нас с Машей дела.
— Видела я ваши дела. — прищуривается кицунэ: — я бы третьей к вам присоединилась, да твоя Маша на меня волком смотрит. Не удержится да придушит, а я ее молнией приголублю, а ты потом опять ворчать будешь, зануда. Так что?
— Нет, серьезно, у нас дела. Нам Ира папку про валькирий принесла, я как раз хотел обсудить, — говорю я. Врать кицунэ бесполезно, уж слишком у нее слух острый. И слух и нюх, кстати. Так что если думаете, что можно втихую от нее вкусняшек поесть, то сильно заблуждаетесь. Или потрахаться. Учует. И услышит. Вот же, дал бог на мою голову беспокойную лисицу! И ведь когда в своей глуши сидела, то и не надо было ей ничего, спокойно жила в пещере, раз в месяц на охоту выходила… а в остальное время — чаи гоняла и книжки читала. Причем — одни и те же книжки! Зачитанные до дыр «Путешествие на Запад» и «Романы Троецарствия», да еще «Любовные похождения Дяочэнь». И ничего, не жаловалась. Хотя… может быть и жаловалась, да слушать некому было. А тут — большой город, соблазны всякие, обилие информации, она в первые дни из библиотеки не вылезала, открыв для себе периодику — все эти газеты и журналы, благо в особняке княжны всю периодику столицы выписывали, бонтон, так сказать. Читать не читали, сам видел, что каждое утро на журнальном столике стопка газет и журналов с рекламными листовками появляется, а потом все так же — в библиотеку кочует. В подшивку. И если от чтения «Троецарствия» по десятому разу — к чтению какого-нибудь бульварного чтива в мягкой обложке перейти — то поневоле культурный шок поймаешь.
— Что в папке? — интересует кицунэ, бесцеремонно просачиваясь в комнату мимо меня. Мещерская садится на кровати, прижимая одеяло к груди и мечет в меня возмущенный взгляд. Конечно, это я тут виноват, что это вот сверхъестественное существо с нами живет… а, хотя да. Я и виноват. Зря я про папку с бумагами сказал, она читать жуть как любит, неважно что, готова даже канцелярские книги прихода-расхода читать.
— Ну… все равно от нее не скроешь. — отвечаю я на возмущенный взгляд Мещерской: — она ж все равно услышит. Ну или ночью просочится и прочитает. И вообще… она тут всю дорогу на потолке висела, просто полупрозрачная была.
— Что?!
— Я была полностью прозрачная, просто хвост тебе показала, чтобы ты в коридор вышел! А ты ни черта не понимаешь, пришлось стучаться!
— Ты за нами подглядывала?!
— Ой не льстите себе, людишки. Кстати, техника у вас страдает, «Дыхание даоса на девушке» не так исполняют. Один глубокий удар нефритового стержня и три коротких, а уже затем — один глубокий и шесть коротких. Всему вас учить надо. Так что там в папке?
— Ты сейчас опять переходишь наши границы, Акай, — предупреждаю я ее. Она — закатывает глаза и садится на пол по-турецки.
— А ведь я могла просто тебя съесть… — говорит она вслух: — бедная я лисица, связалась с Уваровым, а он меня днем и ночью дрессирует. Ты в курсе, что я в цирке выступать не собираюсь?
— Здесь у нас никто никого не ест. Иначе мы опять будем драться. Ты нас победишь и съешь, а у тебя не будет компании. Опять в глушь, в пещеру, к трем книжкам и сломанному чайнику.
— Это ты его сломал! Со своими кулачищами на меня бросился!
— И никто никого не обвиняет. Можешь говорить о своих чувствах, но не про других. — напоминаю я. Кицунэ — делает глубокий вздох и закрывает глаза.
— Хорошо, — открывает глаза она: — мне очень обидно, что ты играешь с Машей дни напролет, а про меня забыл! У меня сломалась мотоколяска, а починить никто не может! Так много книг! Астория Новослободская такие завлекательные рассказы пишет, но я все уже прочитала! А в киоске без денег новую книжку «Приключения богобоязненной девицы Антуанетты в мужском монастыре» — не дают! А у меня деньги кончились! Без денег даже студень не дают, а ты запретил торговцев студнем убивать! «Торговцы — тоже люди!» — передразнивает она меня: — и эта! Обижается сидит! Двое девиц твоих со мной вообще не говорят, только глаза прячут и убегают! Валя давно меня простила и даже волосы на ночь заплетала! Один раз… — она отводит глаза в сторону: — и мне обидно! Я вас всех поубивать могу! Вы — пыль! Насекомые! Никто! А ты! Ты даже денег мне не даешь!