Орден Змей
Шрифт:
В торжественный день закладки ломокненской крепости в город прибыл сам великий князь Василий Иванович. Рикардо Вилла вместе с другими итальянцами, зодчими и каменщиками находился в первых рядах сразу после приближенных деспота. С пением церковных гимнов, предводительствуемая митрополитом Московским, торжественная процессия обошла в течение нескольких часов весь периметр стен.
К приезду князя работы уже начались. Были вырыты рвы на месте пролетов стен и котлованы для закладки башен, свезен первый камень и кирпич. По всему пути процессии — на месте башен, ворот
— Кровь Рюрикова потомка запечатает нечисть в крепости сей, — провозгласил великий князь и резанул себя кривым ножом по ладони.
Он стоял на помосте над центром будущих ворот. Капли крови упали на дно котлована. Туда же следом за кровью полетели связанные вампиры и зомби. Сверху на них обрушился белый камень, заживо погребая нечисть под собой.
— Кровь Рюрикова потомка запечатает нечисть в крепости сей, — вновь и вновь, обходя место строительства, провозглашал правитель и резал свою руку, тут же после этого куная ее в сосуд с жидкостью, отчего рана затягивалась, оставляя лишь шрам.
Вновь и вновь всё новая нечисть отправлялась в основание ломокненского кремля. Рикардо Вилла, как и остальные иностранцы, были поражены происходящим. Тридцать четыре раза князь Василий разрезал и исцелял свою ладонь, и тридцать четыре раза зомби и вампиры были заваливаемы камнями.
Обойдя по кругу крепость, наконец через несколько часов процессия вернулась на место Ивановских ворот, и государь перестал калечить себе руку, уже не заживавшую до конца, и передал инициативу церковникам. Те провели торжественный обряд водворения зуба Иоанна Крестителя на место башни. К этому времени рабочие подготовили площадку над местом упокоение нечисти, где в золотом ковчежце и была оставлена драгоценная святыня.
На следующий день после церемонии началось полноценное строительство. Сотня итальянцев поделила между собой башни и стены, чтобы каждый из архитекторов мог получить необходимый опыт в искусстве строительства. При этом кремль возводился постепенно, башня за башней и пролет стены за пролетом. На долгие зимние месяцы приходилось прерываться, и итальянцы коротали бесконечные холодные и темные дни кто как мог.
Рикардо Вилла вместе с остальными пил и гулял, катался с гор, знакомился с местными красавицами, обследовал город — всегда в сопровождении кого-то из русской стражи. От нечего делать начертил план города, множество раз обойдя его вдоль и поперек. Праздновал вместе с православными Рождество и Пасху, отмечал Масленицу, или, как еще называли ее русские — Сырную неделю, так напоминавшую ему безудержный итальянский карнавал.
Плясал вместе со скоморохами, катался с ледяных гор на Нижней площади. Прыгал через костер на Верхней площади…
— Какой-какой площади? — перебил я приведение. — Верхней?
— Ну да, Верхняя площадь, — показывая недовольство жестами, ответил Рикардо.
— Ха! Я так и знал, что есть еще Верхняя площадь! — победно вскинул я руки.
— Ее что, нет сейчас? — удивленно спросил зодчий.
— В том-то и дело! Нижняя есть, а Верхней нет! Кстати, где она находилась? — меня разжигало любопытство.
— Да прямо за Ивановскими воротами, и тянется до Ломокненской башни, где же еще? — пожал плечами Вилла.
— А Ивановские ворота… — начал было я, но Генка меня перебил.
— Разрушены. Это недалеко от Ямской башни, а еще церковь Иоанна Богослова рядом.
— Слушай, получается, что сейчас там Рубненский монастырь, — прикинул я в уме расположение площади.
— Выходит, что так, — подтвердил Заморыш.
— Вот же глупость! — возмутился призрак. — Оставили в городе Нижнюю площадь, а Верхнюю застроили. А какое было место, эх.
На Верхней площади всегда горел костер, под высоким навесом. Зачем-то его поддерживали круглый год. Великий князь сам подходил к костру, бросал туда ветки. Чтобы подойти к просторному центру Верхней площади, где горел костер, надо было пройти по дорожкам, которые извивались, и будто составляли какой-то узор. Дорожки же были окружены кустами, всегда ухоженными.
Рикардо Вилла от нечего делать зарисовал и этот узор. Извивы пересекали всю площадь и в конце концов заканчивались выходом к костру. Здесь на Масленицу, Святки и Иванов день разжигали небольшие костры, через которые прыгали ломокненцы. На этом же костре сжигали первенца.
— Первенца?! — воскликнули мы с Генкой в один голос.
— Так называли первого зомби, которого вылавливали в Смоква-реке… — начал объяснять призрак.
— Который появляется из реки раз в год в начале весны, — закончил Генка.
— Хватит перебивать, — Рикардо недовольно сложил руки на груди, — почему же раз в год? Было четыре первенца, по временам года. Один действительно в начале весны, когда лед собирался двигаться. Другой летом, приблизительно в самый длинный день. Еще один в дни осеннего равноденствия, и последний на Святки.
— Целых четыре раза! — удивленно воскликнул я. — Сейчас только один раз, по весне… Скажи, Рикардо, а что происходило потом, после первого мертвяка? и сколько это длилось?
— Да что же могло происходить? Потом лезли следующие зомби из этой речки проклятой, толпами валили. Ну и могли когда три дня, когда неделю лезть, а когда и пару недель не прекращали, — отвечал призрак.
— А не знаешь ли ты, — задумчиво начал Заморыш, — такие вот зомби только в Ломокне появлялись, или еще где вылазили?
— Ну зачем же только в Ломокне? — удивился Вилла. — Точно уже не припомню, но знаю, что в Москве-граде были мертвяки. Говорили, кажется, что и еще где-то они были, но сейчас могу и соврать, времени-то много прошло. А как сейчас?
— А сейчас — только у нас и только один раз в году, и ровно семь дней. Мы это время называем Мертвой седмицей, — ответил я.
— Мир-то изменился, пока я сидел, — произнес также бесстрастно Рикардо, — но продолжу мой рассказ, а потом и вы мне расскажите, что в мире творится.