Орден
Шрифт:
Догнать? Напасть? Захватить языка?
Освальд молчал. Рука добжиньца — на рукояти меча, но никаких жестов, никаких команд… Да, все правильно: незаметно подобраться к всадникам уже не удастся, а звенеть мечами в тылу противника чревато… Нет никаких гарантий, что в рядовом дозоре окажется важная шишка, знающая о судьбе краковской княжны. Привлекать же к себе внимание раньше времени и ради того, чтобы полонить какого-нибудь десятника, — глупо. Значит, нужно пережидать и молиться, чтобы татарский дозор не заметил притаившегося врага.
Их не заметили. Едва выбравшись из тени холмов, чужой отряд умчался прочь. Торопился, видать, куда-то здорово. Ну, и скатертью дорога.
Глава 32
На
Башни и зубчатые стены Вроцлава возвышались над Одрой (поляки реку эту называли именно Одрой, а не Одером, как привык Бурцев) в два ряда. Первый рубеж укреплений — поплоше и пониже — защищал сам город, кварталы торговцев, ремесленников и прочих вроцлавцев, достатка которых хватило, чтобы поселиться за стенами.
Ров, вал, воротные, угловые башни и мощная бревенчатая стена с узкими бойницами, конечно, впечат ляли, но не шли ни в какое сравнение с каменной цитаделью, построенной внутри города. Кремль-детинец и замок в одном лице, изначально предназначавшийся для городской знати, в лихую годину мог стать последним оплотом вроцлавцев. Если грамотно построить оборону на боевых площадках цитадели, даже немногочисленные защитники успешно сдержат натиск превосходящих сил противника. Выросло, впрочем, вокруг польского города и третье кольцо укреплений. Но его возвели не поляки. Под защитой оградки из заостренных кольев и спешно сколоченных щитов в свете костров суетились осаждающие. Татаро-монголы пока только готовились к решающему штурму. Собственно, сами кочевники больше кричали, размахивая руками и плетьми, а всю тяжелую работу выполняли полоняне. Пленные укрепляли ограду. Пленные под прикрытием плетеных и деревянных щитов подбирались ко рвам и сбрасывали вниз мешки с землей, охапки хвороста, связки соломы. Пленные сколачивали штурмовые лестницы оббивали крытые сараеподобные тараны на коле мокрыми шкурами для защиты от зажигателых стрел. Пленные жгли костры, чтобы татарские лучники сами могли без перерыва пускать в город горящие «гостинцы». И пленные же гибли в первую очередь, принимая на себя основной удар осажденных. Тела полонян, утыканные стрелами, виднелись повсюду. А степные воины почти не несли потерь.
— Ох и скорыми оказались язычники, — пробормотал над ухом Бурцева дядька Адам. — Уже и тын вокруг города построили, и мантлеты [11] поставили, и пороки собрали.
Бурцев действительно разглядел у самого частокола стенобитные орудия. «Батарея» метательных машин располагалась как раз перед затаившимися партизанами. Все орудия готовы к бою. Вернее, почти. Чуть поодаль возвышался странный каркас, увенчаный огромной, как у подъемного крана, стрелой-рычагом. Под стрелой, презрев все правила безопасное копошились люди. Осадную башню они там строили что ли? Громкий выкрик-команда. Пленные поляки двинули высокие — в полтора человеческих роста колесные щиты, оббитые влажными шкурами. Шатры были уже утыканы стрелами вроцлавцев. «Артилерия» тринадцатого века не отличалась дальнобойностью. Ее силенок хватало, чтобы метнуть увесистый снаряд максимум на полторы-две сотни метров, а потому осадную технику и «орудийную» прислугу приходилось защищать от вражеских лучников и арбалетчиков осадными мантлетами. Едва щиты расползлись в стороны, в образовашийся проем полетели стрелы. Наконечники были обмотаны горящей паклей: защитники надеялись поджечь вражеские пороки. Увы, это им не удалось.
11
Большие осадные щиты — стационарные или на колесах.
Огонь быстро залили водой из кожаных бурдюков. Зато убитых и раненых на площадке перед осадными орудиями прибавилось. Три человека отчаянно кричали, пытаясь вырвать из тела горящие стрелы. Еще двое лежали неподвижно. Но очередная зычная команда уже привела в действие натянутые до предела жгуты и ремни. Заряженные машины дали залп.
Одни пороки походили на огромные арбалеты. Стрелы, пущенные ими в верхние ярусы стен, не уступали по размерам рыцарским копьям и навылет прошивали деревянные навесы над бойницами. Другие напоминали обмотанные канатами половники, в которые укладывались камни. Эти пороки сшибали со стен целые зубцы и дощатые переходные галереи, проламывали защитные перекрытия, а также забрасывали в город дымящиеся горшки. На глазах Бурцева пара таких горшочков по навесной «минометной» траектории обрушились точно на стены. Огненные брызги разметались по боевым площадкам, в проемах бойниц ярко полыхнуло огнем. Наверху истошно закричали люди в горящих одеждах и латах. Елки-палки! Напалмовая атака!
Судя по всему, средневековым нефтяным «напалмом» город поливали уже давненько. Вроцлавцы не успевали тушить многочисленные пожары, а горящие стрелы татарских лучников, мелькавшие в ночи диковинными трассерами, поддавали жару. Зарево над городом становилось все сильнее. Стены же вздрагивали от ударов каменных глыб.
Новая команда — и щиты, прикрывавшие «батарею», встали на место. Убитых и раненых оттащили в сторону. Пронзительно заскрипели вороты, жгуты, ремни. Полоняне натягивали толстые тетивы и упругие канаты пороков заново. Работа, благодаря надсмотрщикам, шла споро. Вскоре перезаряженные пороки вновь были готовы к бою.
Опять звучит команда. Опять раздвигаются мантлеты. Еще один разрушительный залп навстречу стрелам защитников крепости…
— Против языческих аркабаллист и катапульт устоять трудно, — нахмурился Освальд. — Но против требюше — почти невозможно.
— Требюше? — переспросил Бурцев.
Рыцарь кивнул в сторону сооружения, которое Бурцев ошибочно принял за недостроенную осадную башню.
— Эти метательные машины еще называют фарондиболы, а сарацины именуют их магриби и фаранги. Не думал я, что татары способны построить такое.
Циклопическая конструкция требюше-фаранга состояла из добротно сбитой и устойчивой деревянной рамы. От рамы кверху поднималась целая пирамида прочных стоек. Между стойками располагался деревянный желоб, а к верхушке пирамиды крепился длинный — упругий и подвижный — рычаг. Один его конец тянул к земле тяжелый противовес — огромную корзину, набитую камнями, а другой колодезным журавлем вздымался к небу. С «журавля» вместо ведра свисала сетчатая кошелка на длинных ремнях.
Партизаны наблюдали за «батареей» кочевников уже не меньше получаса, а это грозное оружие так и не выпустило ни одного снаряда. Видимо, скорострельность требюше оставляла желать лучшего. Но должна же когда-нибудь вдарить и эта оглобля! Похоже, все шло к тому.
Деревянного гиганта обслуживал расчет из полудюжины человек. Двумя воротами люди медленно поднимали чудовищную корзину-противовес. По мере вознесения груза к земле постепенно склонялся противоположный конец рычага с сетчатым карманом.
Так ведь это же праща! Огромная праща, которая в состоянии дошвырнуть до городской стены глыбу весом с центнер! Ну, или ненамного меньше. Несколько неподъемных грубо отесанных камней уже валялись у основания метательной машины. Такие же крупные камни лежали и под крепостной стеной.
Противовес тем временем поднялся на максимальную высоту. Обслуга зафиксировала покачивающийся груз. Процесс заряжания метательного орудия тоже занял немало времени. Пленные поляки подкатили каменный снаряд под опорные стойки требюше и обволокли глыбу сетчатой пращой. Один ремень этой сетки был прочно прикреплен к «журавлю», другой же держался на честном слове за небольшой крюк на самом конце рычага. При выстреле, должно быть… Было так, как и должно быть. Снова — команда. Снова раздвинуты щиты. И снова ударили пороки. Только на сей раз к общему залпу присоединился журавлеобразный фаранг. Сила тяжести, используемая им, оказалась пострашнее силы скрученных и натянутых жгутов баллист и катапульт. Противовес требюше с глухим стуком рухнул вниз, а конец длинного упругого рычага взметнулся к ночному небу.