Орел и Дракон
Шрифт:
– Мне только это и остается, – проворчал Ангильрам, в душе надеясь, что и епископ, и граф Амьенский, и сам король в обозримом будущем будут слишком заняты спасением собственной жизни, имущества и владений, чтобы спрашивать ответа с него.
До города Амьена, следуя по реке против течения, было около восьми «роздыхов» 14 , и войско подошло к нему уже под вечер того же дня. Из осторожности викинги не стали появляться в виду города на ночь глядя, а устроились на ночлег поодаль, с тем, чтобы достигнуть цели с первыми лучами солнца. На ночь выставили охрану, и все четыре вождя, разделив между собой ночь на четыре стражи, лично обходили дозорных, проверяя, не заснул ли кто или не отвлекся. Но все было в порядке: викинги хорошо понимали, что
14
Сорок километров
– Те города, где есть епископы, особенно упорно обороняются, – делился Оттар. Рери уже заметил, что к этим людям, епископам, у рыжего норвежца было особое отношение. Наверное, этим он и заслужил свое прозвище, а не только тем, что носил на пальце епископский перстень с аметистом. – Ведь где епископ, там большое святилище – собор, а где собор, там такие сокровища! И тебе золотые чаши, и светильники, и шелковые одежды, и кресты, и монеты – монет, ну просто как рыбьей чуши на песке, когда сразу все рыбаки с уловом вернутся и женщины выходят чистить…
При этом он подавил вздох, и Рери отметил про себя, что прославленный морской конунг, как видно, в глубине души скучает по дому и простой обыденной жизни в своей прибрежной усадьбе с заурядным названием Дальний Двор. В чем, конечно, никогда не признается.
– Разумеется, епископы, как первые среди пастырей Божьих, оказывают упорное сопротивление северным людям, – подтвердил Хериберт, сидевший с ними у костра. Втроем они производили занятное впечатление – юный и стройный Рери, грузный рыжий Оттар с выпирающим из-под ремня животом и худощавый монах в темном одеянии. Сейчас последний был спокоен, дергал головой и подмигивал глазом очень редко и выглядел почти как обычный человек. – Ведь язычники, наущаемые дьяволом, своей первой целью избирают церкви и святые монастыри, опоры и оплоты нашей веры. А долг епископа – всемерно защищать добрых христиан и достояние святой церкви, особенно против язычников.
– Это кто такие?
– Да это вы, северные люди, не чтящие истинного Бога и поклоняющиеся идолами, в устах которых нет дыхания, а во взоре света, – грустно пояснил Хериберт. – Вот епископы и бьются, как подобает верным сынам святой церкви, даже и с оружием в руках. А случается, и гибнут на поле брани, как Гуго, аббат Сен-Кантена.
– А что же ты не сражался, когда мы пришли? – поддел его Рери. – Ты, по-моему, очень верный сын вашего бога.
– Не Бога, ибо Сын Божий – Иисус Христос, от Отца рожденный, несотворенный, единосущный Отцу. Я лишь недостойный сын церкви. И я сражался бы, если бы Господь вложил в руки мои сильное оружие. Но вокруг меня больше не было людей, способных сражаться, и в распоряжении моем было лишь Божье слово…
– Да, это не сильно помогает, – хмыкнул Оттар. – Ты еще хоть по-нашему говоришь, я тебя понимаю… хоть и не всегда. А те, другие, как начнут! Номини, домини… теус, деус…
– К сожалению, в нашей обители нет чудотворных мощей или иных реликвий, способных противостоять врагам, – вздохнул бенедиктинец. – Но иной раз и само слово Божие способно побеждать острые мечи. Ирландские братья рассказывали, что еще сам святой Колумбан триста лет назад изготовил Псалтирь, коя носит название «Катах», что по-ирландски означает «воин». Сам святой Колумбан переписал ее, работая по ночам и пользуясь чудесным светом, который исходил от его благочестивых рук. Если же нести эту Псалтирь перед войском, идущим в битву, то оно одержит победу, какой бы сильный враг ни противостоял ему. И в течение столетий она служила мечом и щитом христианским воинам.
– Это вроде «Ворона» 15 , что был у Рагнара Кожаные Штаны, – заметил Оттар.
– А где этот «воин»? – спросил Рери.
– В Ирландии.
– Жаль. Хорошо бы раздобыть такую.
– В недостойных руках язычников священная книга не станет творить чудеса, – Хериберт покачал головой. – Но если ты, Хрёрек, познаешь саму веру в Христа, если примешь в сердце Его образ, то, возможно, Он подарит и тебе чудо – даст удачу, силу, процветание…
– Удачу! – повторил Рери, вспомнив о Золотом Драконе. – Где-то здесь, во Франкии, ползает моя удача. И когда я ее найду, никаких ирландских «воинов» мне будет не надо!
15
Название знамени. Стяги знатных вождей имели личные имена, и им приписывались чудесные свойства.
Однако, рассчитывать на внезапность своего нападения викингам не приходилось. Если считать с появления в Сен-Валери войска норвежцев, прошло уже дней пять или шесть, и за это время беженцы успели оповестить о новом набеге почти все графство. Разумеется, граф Амьенский тоже знал, что гнев Божий, в последние несколько десятилетий все чаще принимающий облик свирепых норманнов на многочисленных кораблях, снова обрушился на доверенный его попечению край. Люди графа следили за действиями и перемещениями норманнов, со всей возможной быстротой пересылая вести с помощью конных гонцов. В Амьене было известно и о том, что вслед за первым норманнским войском в ближайшие же дни подошло второе, и эта весть повергла жителей графства в отчаяние. Но уже следующий день их порадовал новостью, что два войска столкнулись между собой. Амьенцы горячо молили Бога и служили мессы, надеясь, что норманны перебьют друг друга – для франков давно уже не было новостью то, что северные пришельцы чаще враждуют между собой, чем выступают заодно. Но увы – остатки разгромленного войска влились в ряды победителей, и уже через пару дней норманны снова двинулись вперед.
Гербальд, граф Амьенский, был назначен королем Карлом на свою должность шесть лет назад, но до сих пор ему не приходилось всерьез сталкиваться с норманнами. За эти годы различные их отряды несколько раз грабили побережье, но вглубь по Сомме не продвигались – возможно, их отпугивали сложности прилива в бухте, откуда вода отступает на девять с лишним миль. А они ведь не любят удаляться от воды, способной поднять их корабли. Но вот час испытания настал.
– Именно сейчас, когда у короля столько внутренних врагов, когда норманны разоряют земли по Луаре и уже третий год живут на Осселе, будто у себя дома! – Граф расхаживал по передней половине своей городской резиденции.
При первых слухах о появлении норманнов он предпочел перебраться сюда из господского двора, стоявшего в миле от города, чтобы не оказаться отрезанным от ополчения.
Это был уже зрелый, но еще крепкий человек, лет тридцати пяти, невысокого роста, светловолосый, с резкими чертами лица, которым рыжевато-золотистые усы придавали еще более решительный вид. Происходил он из знатной франкской семьи, которая явилась в этот край еще лет четыреста назад и обосновалась на отвоеванной у хозяев вилле, принадлежавшей прежде родовитой галло-римской семье. Граф Гербальд имел достаточно боевого опыта, чтобы понимать, как мало у него надежды отбиться от войска норманнов в тысячу и более человек, но и бездействовать было почти подобно гибели.
– Нужно послать еще одного гонца к королю, – заметил амьенский епископ Лиутгард. – Наши силы слишком ничтожны, и жизнь добрых амьенских христиан, а также служителей церкви, подвергается слишком большой опасности.
– Я могу послать еще одного гонца, если вам так угодно, ваше преосвященство, но от этого не будет никакой пользы. Когда еще большее воинство стоит почти под самым Парижем, король едва ли сможет защищать нас.
– Но если госпожа графиня обратится к нему с просьбой…
– Я сделала бы все, что моих силах, для спасения моих детей и всех подданных, но боюсь, что супруг мой прав и от обращений к королю сейчас не будет никакого толка. – Графиня Гизела сжала руки на коленях. – Напротив. Еще когда только шли переговоры о моем браке с графом Гербальдом, Его Величество заметил, что, отдавая ему руку своей сестры, он надеется, что найдет в графе Амьенском надежного защитника хотя бы части нашей многострадальной державы. Король скорее ждет помощи от нас.