Орел Шарпа
Шрифт:
— Я их убью, к чертям собачьим.
— Я этого не слышал. — Хоган вздохнул и потер лицо обеими руками. — Вы хотите, чтобы вас повесили? Расстреляли? Можете избить их, но не более того, Ричард, не более того.
Шарп ничего не ответил, и Хоган понял, что тот снова представил себе тело Жозефины на окровавленных простынях. Ее изнасиловали и избили, а когда появились Шарп с Хоганом, хозяйка с возмущением орала на девушку. Пришлось заплатить немалые деньги, чтобы заставить ее замолчать. Потом они нашли доктора, и теперь оставалось только ждать.
Агостино бросил взгляд наверх, на лестницу, увидел лицо Шарпа и вернулся обратно к передней двери, где ему приказано было стоять. В
Дверь распахнулась, проскрежетав на осколках статуэток, и хозяйка поманила их в комнату. Врач, стоявший на коленях у кровати, поднял на вошедших усталые глаза. Жозефина лежала на постели, черные волосы темным пятном выделялись на подушке, глаза были закрыты. Шарп присел рядом с ней, заметил, как расползается пятно синяка на неестественно бледной коже, и взял руку Жозефины. Она отдернула руку и открыла глаза.
— Ричард?
— Жозефина, как ты? — Довольно глупый вопрос, но Шарп ничего лучшего придумать не смог.
Девушка опять закрыла глаза, по ее лицу пробежала тень улыбки, дрогнули ресницы.
— Со мной все будет в порядке. — На миг она стала похожа на прежнюю Жозефину, а потом по щекам потекли слезы, и девушка, отвернувшись, зарыдала.
— Как она? — обратился к врачу Шарп.
Тот пожал плечами и беспомощно посмотрел на хозяйку.
Хоган вмешался и быстро заговорил с ним по-испански. Шарп слушал голоса и одновременно гладил лицо девушки. Он думал о том, что не уберег Жозефину, не смог выполнить свое обещание защитить ее. Произошло худшее, то, о чем он и помыслить не мог.
Хоган присел рядом с ним.
— С ней все будет в порядке. Она потеряла много крови.
— Как?
Хоган прикрыл глаза и, прежде чем ответить, сделал глубокий вдох.
— Ее избили, Ричард. Жестоко. Однако она поправится.
Шарп кивнул. В комнате воцарилась тишина, но с улицы долетали вопли пьяных испанских солдат. Девушка перестала плакать и повернулась к Шарпу.
— Ричард? — тихо позвала она.
— Да?
— Убей их. — Жозефина говорила совершенно спокойно.
Хоган покачал головой, но Шарп, не обращая на него внимания, наклонился и поцеловал ее в щеку.
— Я это сделаю.
Шарп заметил, как на губах Жозефины промелькнула тень знакомой улыбки, а потом она улыбнулась по-настоящему, что выглядело совсем странно в сочетании с еще не успевшими просохнуть слезами.
— Завтра будет сражение?
— Да. — Шарп сказал это так, словно грядущая битва не имела для него ни малейшего значения.
— Пусть тебе повезет.
— Потом я навещу тебя. — Шарп улыбнулся.
— Ладно. — Но в голосе Жозефины не было уверенности.
— Вы останетесь? — спросил Шарп у Хогана.
— До рассвета. До тех пор я никому не понадоблюсь. А вот вам пора уходить.
— Да. — Шарп кивнул, поцеловал Жозефину, встал и взял ружье и ранец.
Лицо капитана вдруг показалось Хогану удивительно жестким. Инженер проводил его до лестницы.
— Будьте осторожны, Ричард.
— Постараюсь.
— Не забывайте о том, что можете потерять. Шарп снова кивнул.
— Как только будут новости, обязательно сообщите мне.
Шарп вышел на улицу и, не обращая внимания на испанцев, направился на север. Он не заметил высокого мужчину в синем мундире с белой перевязью, который наблюдал за ним с противоположной стороны улицы. Мужчина сочувственно посмотрел на капитана, а потом перевел взгляд на чердачные окна и, устроившись поудобнее, снова уселся у порога дома, хотя это было совсем непросто сделать, учитывая сломанную руку и наложенные шины. В завтрашней битве он участвовать не будет. Драгун думал о комнате на третьем этаже и о том, что там произошло. Впрочем, скоро ему все станет известно: Агостино расскажет в обмен на золотую монету.
Шарп быстро зашагал по тропе из города, которая вела его между речушкой и расположением испанских войск. Напуганная пехота была вынуждена занять прежние позиции, но когда Шарп проходил под деревьями, он услышал отдельные мушкетные выстрелы, доносившиеся из города, и крики — разменная монета ночного насилия и ужаса, охвативших Талаверу.
Тучи полностью закрыли луну, но свет испанских костров освещал тропу, по которой Шарп почти бежал на север, в сторону Меделинского холма. Справа небо покраснело от пламени костров французской армии. Шарп понимал, что прежде всего должен был бы беспокоиться о завтрашнем утре: предстояло величайшее сражение из всех, в которых ему доводилось участвовать, однако сейчас ему хотелось только одного — найти Гиббонса и Берри.
Вскоре он оказался возле Паджара — небольшого холма, отмечавшего край расположения испанских войск; здесь Портина сворачивала направо и текла вдоль британских позиций. Шарп видел смутные очертания полевых пушек, которые Уэлсли поставил на холме, и механически отметил, что эти орудия с одной стороны будут защищать фланг испанцев, а с другой — не позволят французам атаковать британские войска в лоб. Но его, Шарпа, завтра ждет другая битва.
Тропинка затерялась в траве. Шарп видел костры британцев, хотя и не знал, где именно остановился Южный Эссекский. Ему было известно только, что они стоят на Меделинском холме, поэтому он побежал дальше вдоль речушки, цепляясь сапогами за густую траву и разбрызгивая воду; рано или поздно серебристая полоска Портины приведет его в расположение роты.
Он был один в темноте. Британские костры остались далеко слева, французские — справа; обе армии отдыхали перед завтрашним сражением. Неожиданно внутренний голос подсказал Шарпу, что следует остановиться — что-то здесь не так. Он опустился на одно колено и принялся всматриваться в темноту.
Ночью Меделинский холм казался длинным, невысоким кряжем, указывающим в сторону французской армии. Это было ключевое место левого фланга Уэлсли, и если французы прорвут здесь оборону, они раздавят британскую армию между Меделином и Талаверой. Однако Шарп не видел ни одного костра на вершине холма. Яркое пламя горело на западе, далеко от позиций противника, но на стороне, выходящей к городу, и на плоской вершине Меделина, расположенной совсем рядом с лагерем неприятеля, было совсем темно. Шарп предполагал, что Южный Эссекский раскинет свой лагерь на пологом склоне, на который он сейчас смотрел, однако тут никого не было.
Капитан прислушался. До него доносились обычные ночные звуки: приглушенный рокот далекого города, шелест ветра в траве, пение насекомых и тихие разговоры сидящих у костров солдат, с нетерпением дожидающихся восхода солнца. Почему его до сих пор не окликнул часовой? Вдоль Портины должны ходить патрули, а часовые, кутаясь в шинели, должны всматриваться в противоположный берег... Однако никто не остановил и не окликнул капитана Шарпа.
Он продолжал идти вдоль речушки, пока не оказался у подножия Меделина. Тогда он свернул налево и принялся карабкаться вверх. Днем склон казался пологим, но с ранцем на спине и ружьем в руках забраться на его вершину оказалось делом совсем непростым. «Завтра, — подумал Шарп, — этот путь придется проделать французам. Опустив головы, они пойдут вперед, пушки будут метать в них железо, а на вершине встретит ураганный мушкетный огонь».