Орел Шарпа
Шрифт:
Посвящается Джуди
Предисловие
В 1809 году британская армия, как и сейчас, была разделена на полки, но большая их часть имела номера, а не названия; так, например, Бедфордширский полк назывался 14-м, а Коннаутские рейнджеры носили номер 88 и так далее.
Сами солдаты не любили цифры, но им пришлось ждать до 1881 года, когда были официально признаны названия. Я совершенно сознательно не дал Южному Эссекскому — выдуманному мной — полку никакого номера.
Основной боевой единицей был батальон. Большинство полков состояли по меньшей мере из двух батальонов, однако в состав некоторых, вроде Южного Эссекского, входил только один. Поэтому в «Орле Шарпа» эти два слова часто
Батальоны делились на десять рот. Две из них, легкой пехоты и гренадерская, считались элитными; в частности, роты легкой пехоты действовали настолько эффективно, что создавались целые полки, состоящие из таких рот, как, например, 95-й стрелковый.
Батальоном обычно командовали подполковник, два майора, десять капитанов, лейтенанты и прапорщики. Никто из этих офицеров не проходил специальной подготовки; она являлась привилегией офицеров инженерных и артиллерийских войск. Примерно один офицер из десяти получал повышение. Обычно продвижение по службе происходило по старшинству, а не в соответствии с достоинствами офицера, но человек богатый — при условии, что он отслужил в своем звании определенный срок, — мог купить очередное звание и таким образом ускорить для себя получение следующего чина. Подобная система могла бы привести к весьма несправедливым продвижениям по службе, однако не следует забывать: если бы ее не существовало, самый удачливый военный, сэр Артур Уэлсли, позднее герцог Веллингтон, ни за что не смог так быстро получить столь высокий чин и не создал бы самую блестящую армию, какой когда-либо обладала Англия; армию, в которой Ричард Шарп сражался с французами в Португалии, Испании, а затем и Франции в 1808 — 1814 годах.
Глава первая
Пушки было слышно издалека, задолго до того, как они показались на окраинах города. Дети цеплялись за юбки матерей, пытаясь понять, откуда берутся эти страшные звуки. Стук лошадиных копыт, звон упряжи, громыхание мелькающих колес по разбитым мостовым перекрывали гул многих тонн меди, железа и дерева. И вот они появились — всадники на могучих конях, орудия и артиллеристы, такие же бравые, как и покрытые пороховой гарью массивные дула. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять — они пришли с севера, где солдаты переправляли тяжелые орудия через разлившиеся реки, а потом тащили вверх по раскисшим от бесконечного дождя склонам холмов, дабы враг был разбит.
Матери поднимали маленьких детей повыше, показывали на орудия, с гордостью объясняли: храбрые британские воины заставят Наполеона пожалеть, что он не остался пасти свиней на Корсике — ведь на большее он не способен.
А кавалерия! Португальцы ликовали, завидев гарцующих всадников в великолепной форме. Изогнутые, сверкающие на солнце клинки вынуты из ножен специально для того, чтобы произвести впечатление на жителей Абрантиша, высыпавших на улицы и площади города, пыль, летящая из-под копыт, — совсем небольшая цена за великолепное, невиданное зрелище. Горожане не уставали повторять друг другу, что эти бравые парни погонят французов через Пиренеи, назад на парижские помойки. Разве сможет кто-нибудь оказать достойное сопротивление такой армии? Британские солдаты прибывали сюда с севера и юга, из портов западного побережья, чеканя шаг, маршировали на восток по дорогам, ведущим к испанской границе, туда, где их ждал враг. Португалия станет свободной, Испания вновь обретет гордость, Франция будет унижена, а бесстрашные воины вернутся в свои кабачки и пивные, навсегда покинув Абрантиш и Лиссабон, Коимбру и Порту.
Впрочем, сами британские воины не были в этом так уверены.
Лейтенант Ричард Шарп дожидался новых приказов в месте расквартирования своей роты на окраине города и наблюдал за тем, как кавалерия, оставив зрителей позади, вложила в ножны сабли. Потом он решил заняться грязными бинтами, которыми была перевязана рана у него на бедре.
Когда последние несколько дюймов бинта наконец были оторваны, парочка червей шлепнулась на пол. Сержант Харпер наклонился, чтобы поднять их, а затем взглянул на рану.
— Все зажило, сэр. Просто отлично.
Шарп только проворчал что-то неразборчивое. Сабельная рана превратилась в девятидюймовый шрам, чистый и розовый на фоне более темной кожи. Он поднял последнего толстого червяка и протянул Харперу, чтобы тот его спрятал.
— Ах ты мой красавчик, какой упитанный! — Сержант Харпер закрыл коробочку и посмотрел на Шарпа. — Вам повезло, сэр.
«А ведь он совершенно прав», — подумал Шарп. Французский егерь чуть не убил лейтенанта, клинок уже опускался, когда пуля из ружья Харпера вышибла француза из седла, а его злобная гримаса мгновенно превратилась в маску боли. Шарп отклонился, пытаясь избежать удара, направленного прямо в шею, и сабля угодила в бедро, оставив еще один шрам, как память о шестнадцатилетней службе в британской армии.
Рана не была глубокой, но Шарп не раз видел, как солдаты умирали от куда менее серьезных, став жертвой заражения крови, когда нога или рука начинали гнить и отвратительно вонять, а доктора были бессильны что-либо сделать; их пациенты медленно умирали в грязных хижинах, которые назывались госпиталями. Горсть червей могла принести пользы больше, чем любой армейский костоправ: черви поедали пораженные ткани, и рана затягивалась быстрее.
Шарп встал и наступил на раненую ногу.
— Спасибо, сержант. Совсем как новенькая.
— Я очень рад, сэр.
Шарп надел кавалерийские рейтузы, которые носил вместо форменных зеленых брюк 95-го стрелкового полка. Он гордился рейтузами с черными кожаными вставками, снятыми с убитого прошлой зимой полковника наполеоновской императорской гвардии. Наружная часть каждой штанины была украшена двадцатью серебряными пуговицами, которые пошли в уплату за еду и выпивку, когда небольшой отряд стрелков Шарпа отступал на юг через галисийские снега. С полковником ему повезло; в обеих армиях было совсем немного высоких людей, таких как Шарп, рейтузы сидели отлично, а мягкие удобные сапоги из черной кожи, казалось, были сшиты на заказ под английского лейтенанта.
Патрик Харпер не мог похвастаться таким же везением. Сержант был выше Шарпа на добрых четыре дюйма. Огромному ирландцу никак не удавалось найти подходящие штаны, чтобы заменить старые, выцветшие, многократно заштопанные форменные брюки, которые гораздо больше сгодились бы для огородного пугала.
«Вся рота выглядит одинаково, — подумал Шарп, — форма в дырах, а сапоги в буквальном смысле подвязаны обрывками кожи». И до тех пор, пока основной батальон остается дома, в Англии, вряд ли удастся найти интенданта, готового взять на себя ответственность и выдать им новую форму или сапоги.