Орел в небе
Шрифт:
– Где Дебра? – спросил Дэвид.
Бриг вздохнул и посторонился, давая ему возможность пройти.
– Где она? – повторил Дэвид.
Бриг повел его в свой кабинет и указал на стул.
– Почему вы не отвечаете? – Дэвид начинал сердиться. Бриг устало опустился в кресло в большой, пустой, аскетически обставленной комнате, где не было почти ничего, кроме книг и археологических находок.
– Я вчера не мог тебе сказать, Дэвид; она просила не говорить. Прости.
– В чем дело? – Дэвид не на шутку встревожился.
– Ей нужно было подумать, принять решение. – Бриг снова встал и заходил по кабинету; его шаги гулко звучали на голом деревянном полу; он останавливался, дотрагивался до того или иного реликта, как будто черпал в этом уверенность и утешение.
Дэвид слушал молча, изредка качая головой, словно выражая несогласие, отказываясь верить тому, что слышит.
– Это окончательно, и никакой надежды нет. Она ослепла, Дэвид, полностью ослепла. Ушла в мир тьмы, куда за ней никто не может последовать.
– Где она? Я хочу к ней, – прошептал Дэвид, но Бриг пропустил это мимо ушей и продолжал:
– Ей требовалось время, чтобы принять решение, и я дал ей его. Вчера вечером после похорон я приехал к ней, и она была готова. Она посмотрела правде в глаза, смирилась с ней и решила, как будет жить дальше.
– Я хочу ее видеть, – повторил Дэвид. – Хочу поговорить с ней.
Бриг взглянул на него, чернота в его глазах рассеялась, они сочувственно смягчились.
– Нет, Дэвид. Это ее решение. Ты больше с ней не увидишься. Для тебя она мертва. Так она сама сказала. Скажи ему, что я мертва, пусть помнит меня живой...
Дэвид перебил, вскочив на ноги:
– Где она, черт возьми? – Голос его дрожал. – Я хочу увидеть ее.
Он подошел к двери и резко распахнул ее, но Бриг сказал:
– Здесь ее нет.
– Где она? – повернулся к нему Дэвид.
– Не могу тебе сказать. Я дал слово.
– Я ее найду.
– Возможно, если хорошенько поищешь, – но тогда лишишься всякой ее любви и уважения, – безжалостно продолжал Бриг. – Передам тебе и другие ее слова: "Скажи ему, что всей нашей любовью, всем, что было между нами, я заклинаю его оставить меня, не искать".
– Но почему? – в отчаянии спросил Дэвид. – Почему она меня отвергла?
– Она знает, что безнадежно изменилась. Знает, что никогда не станет прежней. Знает, что никогда не даст тебе того, чего ты вправе ожидать... – он резким гневным жестом остановил возражения Дэвида. – Послушай меня, она знает, что надолго тебя не хватит. Она не может стать твоей женой. Ты слишком молод, слишком полон жизни, слишком высокомерен... – Дэвид недоумевающе смотрел на него. – Она понимает, что ваши отношения обречены. Через неделю, через месяц, ну, через год твоя любовь умрет. И ты окажешься в ловушке, привязанный к слепой женщине. Она не хочет этого. Она хочет, чтобы все это умерло быстро, без мучений, не тянулось...
– Прекратите! – крикнул Дэвид. – Хватит, черт возьми! Довольно! – Он упал на стул. Некоторое время они молчали. Дэвид сидел скорчившись, закрыв лицо руками. Бриг стоял возле узкого окна, утренние лучи освещали свирепое лицо старого воина.
– Она попросила меня взять с тебя слово, – неуверенно заговорил генерал, и Дэвид поднял голову. – Обещай, что не будешь разыскивать ее.
– Нет, – упрямо покачал головой Дэвид.
Бриг вздохнул.
– Отказываешься... Ну тогда она просила тебе напомнить... сказала, ты поймешь, хотя я не понял... что в Африке есть прекрасное дикое животное, черная антилопа, и иногда одну из антилоп ранит охотник или лев.
Эти слова подействовали как удар бича. Дэвид вспомнил, как говорил ей об этом, когда оба они были молоды, сильны и казались неуязвимыми.
– Хорошо, – сказал он наконец, – если она этого хочет, обещаю не пытаться отыскать ее. Но не могу обещать, что откажусь от попыток переубедить ее.
– Возможно, тебе лучше уехать из Израиля, – сказал Бриг. – Вернуться туда, откуда ты приехал, и забыть обо всем случившемся.
Дэвид помолчал, ненадолго задумавшись, потом ответил:
– Нет, все, что у меня есть – здесь. Я останусь.
– Хорошо. – Бриг принял его решение. – В этом доме тебе всегда рады.
– Спасибо, сэр, – ответил Дэвид и вернулся к своему "мерседесу". Поехал на улицу Малик и сразу заметил, что кто-то уже побывал здесь до него.
Он медленно прошел в гостиную: книги со стола оливкового дерева убраны, над диваном нет картины Кадеш. В ванной он открыл стенной шкафчик: все туалетные принадлежности Дебры пропали, все эти ряды экзотических бутылочек, тюбиков и флакончиков, даже зубная щетка.
Платяной шкаф опустел, платья исчезли, полки были пусты, уничтожен был всякий ее след, остался только легкий запах духов и кружевное покрывало на постели.
Он подошел к кровати и сел на нее, поглаживая кружева и вспоминая, как все было.
И тут его пальцы нащупали под покрывалом что-то жесткое. Он отвернул кружева и взял тонкую зеленую книжечку.
"В этом году в Иерусалиме". Прощальный подарок.
Название расплылось перед его глазами. Все, что от нее осталось.
Казалось, бойня в Эйн Карем послужила сигналом к новому всплеску враждебности и насилия по всему Ближнему Востоку. Это было запланированное нагнетание международной напряженности, и арабские страны, гремя своим внушительным, купленным на нефтяные доллары вооружением, вновь поклялись не оставить ни одного еврея на земле, которую они называют Палестиной.
Последовали безжалостные свирепые нападения на легкую добычу: незащищенные посольства и консульства по всему миру, бомбы в посылках, ночные нападения на школьные автобусы в пустынных местах.