Шрифт:
— А потом эта сволочь вероломно дала показания, и моего господина осудили.
— Тоже вероломно?
— А?
— Не важно, продолжай.
— Осудили на смерть! Я поклялся отомстить! Цикл за циклом я усыплял бдительность надзирающих. Я проводил время в самых грязных, самых страшных притонах Нижних Секторов, где обитают одни лишь измененные Атомными Богами; я спал с самыми дешевыми проститутками, плоть которых отваливалась кусками под моими ласками…
— Замечательный подвиг.
— А? Да! Я пил пойло, которое прошло жерло реактора, я несколько раз ходил в дальние, заброшенные
— А что видели твои глаза?
Однако мой вопрос был проигнорирован.
— И сейчас, когда прошло более двух сотен циклов, когда взоры надзирающих обращены в иную сторону, я совершу свой подвиг! Дух убитого взыскует отмщения! Нет, я не трону его близких, и слуг, и имущества. Мне нужен только этот гад! Но он умрет медленно, каждой каплей своей гнусной крови искупая содеянное! А после — я убью себя! Ты не записываешь, сказитель.
— Я запомню.
— Мое имя — Исио Курано, и оно навеки останется в памяти потомков, как и великая история моей мести!
— Раз ты говоришь, значит — так и будет.
— И ты расскажешь обо мне?
— Конечно.
Я не стал ему говорить, что моя память хранила десятки, если не сотни подобных историй, в том числе и самую древнюю, про сорок семь ронинов. Справедливое отмщение, ведь иного не бывает, благородное убийство негодяя — негодяи для того и существуют, чтобы их убивать, благородно, как же еще.
Он ушел, вершить свое правосудие, свою месть. В проеме топтался уже следующий посетитель — высокий юноша в пепельной с красным одежде текстильщиков.
Наклонив голову, я заглянул за худую спину, кажется, больше никого, что ж, послушаем тебя, мальчик.
— Они убили его!
— Как я понял, твоего врачевателя настиг гнев Богов.
— Да, он лежал в своем жилище с выпученными глазами, язык на бок, по всему — покаранный Атомными Богами, но это они убили его — техники, я знаю. Когда мы пришли утром к дому Склепия, то нашли, что дверь заперта и не открывается. Мы долго стучали, а потом позвали этого толстяка Хэйли — старшего техника нашего сектора. Если бы он сразу вошел в жилище. Но нет, Хэйли начал свои ритуалы, и заявил, что пока все огоньки не станут зелеными, даже Верховные, спустись они сюда, не заставят его отодвинуть дверь. Склепий мог быть еще жив, все это время, мы бы спасли его!
— Точно ты не знаешь. Как и не знаешь, может, его действительно покарали Боги.
— За что? Он никому не хотел зла. Наоборот, помогал страждущим, врачевал, старику Владко из аграриев ногу спас, что попала под молотилку. Если бы не это, Владко отправили бы в утилизатор. А дочке Пухора…
— Сказано в Заветах: «В Мире должно жить конечному числу людей, не больше, но меньше», — если калеки и больные начнут выздоравливать, в утилизатор придется отправлять здоровых, по жребию, как это было в древности, согласишься ли ты тянуть подобный жребий, или, чтобы тянули твои близкие?
— А как же уроды из Нижних! — горячо воскликнул юноша.
— Кому-то нужно обслуживать реактор.
— Все равно, он только хотел, как лучше, за что Боги его так…
Как лучше, за всю жизнь, многие
— А штуку эту на помойку выкинули, — шмыгнув носом, продолжил юноша.
— Какую штуку? — я почувствовал некоторый интерес.
— Ну, здоровая такая, старая, Склепий отыскал в заброшенных секторах, вроде, лечил ей.
— Презрев запрет на пользование древними механизмами?
— Ага, — юноша снова шмыгнул.
Я поднялся.
— Ну ка, пошли, посмотрим на твою штуку, пока ее не утилизировали.
«Все, что может быть переработано — перерабатывается, а может быть переработано — все». Сам когда-то придумал эту сентенцию и повторяю ее время от времени к собственному удовольствию. Кучу отбросов у люка утилизатора венчала, как изволил выразиться мой провожатый, «эта штука». Парочка золотарей в серо-черных робах уже подбиралась к ней, намереваясь отправить в утиль. Я попросил повременить, пожав плечами, он перешли к контейнерам с пищевыми отходами.
Не без удовольствия я огладил глянцевые бока.
— Говоришь, лечил при помощи ее?
— Сам не видел, но дочка Пухора, я не дорассказал, так вот она…
Надо же, кто бы мог подумать — до сих пор работает! Умели делать предки, хотя и потомки не промах, жаль, что не удалось познакомиться с умерщвленным Склепием; парень, видно, был не из заурядных, раз догадался, что перед ним не что иное, как медицинский бокс, да еще и какие-то манипуляции с ним производил. Эх, родиться бы ему на пару столетий раньше, в Золотые Века, или позже… хотя, может через два века, сегодняшние дни покажутся золотыми.
Последний раз взглянул на бокс.
— Пошли.
— Как, и вы так оставите?..
— Я сказитель, парень, а не борец, — к тому же, у подножия кучи, явно не решаясь ступить на нее, топтался посыльный в зеленых с золотым одеждах аграриев. Огромные, по девичьи красивые глаза в окружении пушистых ресниц смотрели на меня почти умоляюще. Ежесекундно рискуя упасть, я приблизился к нему.
— Старшина Цеха, досточтимый Клаус Бенаторе, приглашает вас выступить на празднике в честь третьего бракосочетания его сына! — поспешно выпалил юноша, пунцовый от собственной важности.
— Передай старшине, я приду.
Хлеб, крупы, картошка, свежие овощи и фрукты — все зависело от аграриев, и здесь этого всего было в избытке.
— Пусть будут долгими дни их!
— Пусть! Пусть!
— Пусть Атомные Боги подарят им множество деток!
— Пусть!
— Пусть счастье придет в их покои и запрет за собой дверь!
О! А вот это похоже на проблески поэтического мышления, а значит, пришла пора выступить мне.
Жених — круглолицый увалень тридцати лет отроду, уверенный в том, что положение папаши делает его лучше других. Невеста — симпатичная черноволосая женщина со слегка раскосыми миндалевидными глазами, указывающими на существенную примесь монголоидной крови. Впрочем, у всех присутствующих столько намешано, что впору рассуждать о новой расе — Homo Arcus.