Орган титана
Шрифт:
Во время моих прогулок в окрестностях Клермона мне случалось уже видеть призматические базальты, но никогда они не были такой правильной формы и такого размера. Одна из этих скал отличалась еще тем, что призмы ее были изогнуты спиралью и казались грандиозным и одновременно изысканным творением какого-то племени гигантов.
С того места, где мы находились, нам казалось, что две скалы стоят очень близко одна от другой; в действительности же они были разделены крутым оврагом, на дне которого протекала река. Возвышаясь среди пейзажа, скалы эти служили живописным контрастом прелестной перспективе гор, испещренных зелеными, как изумруд, лугами и изрезанных очаровательными
Горная цепь, в которую мы вступали, имела совсем другой вид, более дикий и, однако, более приятный. Буковые леса, разбросанные по крутым склонам, прохладное журчание бесчисленных горных ручейков, отвесные рвы, сплошь покрытые ползучими растениями, гроты, куда просачивалась влага источников, питая густой покров бархатистых мхов, узкие ущелья, которые исчезали из поля зрения, заворачивая то туда, то сюда, — все это было таинственнее и гораздо сильнее, чем холодные, голые линии вулканов позднейшего происхождения, напоминало Альпы.
С тех пор мне приходилось видеть этот величественный вход в горную цепь Дора — эти две базальтовые скалы, расположенные на краю пустынной местности, и я мог отдать себе отчет в том бессознательном восхищении, которое испытал, увидев их в первый раз. Еще никто не объяснял мне, в чем заключается красота природы, я почувствовал ее как бы всем своим существом, и, сойдя с лошади, чтобы облегчить ей подъем, я остановился как вкопанный, забыв, что надо следовать за всадником.
— Эй! — закричал мэтр Жан. — Что ты там делаешь, дурень?
Я поспешил его догнать и спросить у него название того «чудного» места, где мы находились.
— Сам ты «чудной», — ответил он. — Знай, что это одно из самых необычайных, самых страшных мест, какое тебе когда- либо придется видеть. Насколько мне известно, оно не имеет никакого названия, но те две вершины, что ты там видишь, — это скала Санадуар и скала Тюильер. Ну, садись и смотри у меня!
Мы обогнули скалы, и перед нами открылась головокружительная пропасть, разделяющая их. Меня это ничуть не испугало. Я достаточно часто взбирался на скалистые пирамиды горы Дом и не чувствовал боязни пространства, а мэтр Жан, родившийся не в горах и приехавший в Овернь уже взрослым, был менее привычен, чем я.
В этот день я впервые задумался над могучими явлениями природы, среди которых я рос, не удивляясь им. Помолчав с минуту, я повернулся к скале Санадуар и спросил учителя, кто все это сделал.
— Все это сбтворил господь, — ответил он, — ты это прекрасно знаешь.
— Это я знаю, но почему некоторые места он сделал как бы сломанными, как будто, создав их, он хотел их разрушить?
Вопрос этот был очень затруднительным для мэтра Жана, который не имел ни малейшего понятия о естественных законах геологии и, как большинство людей того времени, сомневался еще в вулканическом происхождении Оверни. Но он считал ниже своего достоинства признаться в своем невежестве, так как мнил себя человеком образованным и красноречивым. Он обошел трудность, пустившись в мифологию, и напыщенно ответил мне:
— То, что ты видишь здесь, сделано усилиями титанов, которые хотели взобраться на небо.
— Титанов! А что это такое? — воскликнул
— Это, — ответил он, — страшные великаны, которые задумали низвергнуть Юпитера; чтобы добраться до него, они нагромоздили скалы на скалы, горы на горы, но он поразил их громом, и вот эти развороченные горы, эти пропасти, — все это последствия той грандиозной битвы.
— Они все умерли? — спросил я.
— Кто? Титаны?
— Да. Существуют они еще?
Мэтр Жан не мог не посмеяться над моей наивностью и, желая позабавиться, ответил:
— Конечно, кое-кто из них еще остался в живых
— Они очень злые?
— Ужасно!
— А мы можем встретить их здесь, в горах?
— Да, пожалуй, это может случиться.
— И они могут нам повредить?
— Возможно, но если ты с ними встретишься, быстро сними шляпу и поклонись им пониже., — О! За этим дело не станет, — весело ответил я.
Мэтр Жан решил, что я понял его иронию, и стал думать о чем-то другом. Что касается меня, то я далеко не был спокоен и, так как надвигалась ночь, поглядывал недоверчиво на каждую скалу и особенно — на каждое толстое дерево подозрительного вида, пока, приблизившись, не убеждался, что в нем нет ничего похожего на человека.
Если бы вы спросили, где расположен Шантюргский приход, мне было бы очень трудно ответить вам. С тех пор я больше ни разу там не бывал и напрасно искал его на картах и. в путеводителях. Гак как страх все сильней и сильней охватывал меня и я ужасно хотел поскорее добраться до места, то мне показалось, что Шантюрг очень далеко от скалы Санадуар. В Действительности же это было совсем близко, потому что мы приехали туда еще до наступления ночи. Мы сделали множество поворотов, пробираясь по излучинам потока. По всей вероятности, мы обогнули горы, которые я видел со скалы Санадуар, и снова очутились на южной стороне, так как в нескольких сотнях метров под нами росли тощие виноградники.
Я очень хорошо помню церковь, и дом кюре, и еще три дома, из которых состояла деревушка. Она была расположена на вершине пологого холма, защищенного от ветра более высокими горами. Неровная, очень широкая дорога с благоразумной медлительностью следовала по всем изгибам холма. Она была хорошо утоптана, так как приход, состоящий из отдаленных, разбросанных хуторов, насчитывал около трехсот жителей, которые каждое воскресенье семьями приезжали на своих четырехколесных повозках, узких и длинных, как пироги, и запряженных коровами. Во все остальное время можно было думать, что находишься в пустыне. Более близко расположенные дома прятались в гуще деревьев, в глубине оврагов, а пастушьи хижины, расположенные наверху, ютились в расщелинах огромных скал.
Несмотря на уединение и скромный в будни стол, шантюргский кюре был толстый, жирный и цветущий, как самый упитанный соборный каноник. У него был приятный, веселый характер. Он не очень пострадал от революции. Прихожане любили его. за гуманность, терпимость и за то, что он проповедовал на местном наречии.
Он нежно любил своего брата Жана и, добрый ко всем, принял меня и обходился со мною так, словно я был его племянником. Ужин был приятный, и следующий день прошел весело.
Местность, выходящая с одной стороны на долины, не была унылой; другая сторона была мрачная, заросшая, но буковые и еловые леса с массой цветов и диких плодов, пересеченные влажными, пленительно свежими лужайками, ничуть не напоминали страшные места у скалы Санадуар. Призраки титанов, испортившие мне воспоминание об этой чудесной местности, исчезли из моей памяти.