Орган времени
Шрифт:
– Да, – ответил Сергей Степанович.
– Думаете, еще ждет?
– Конечно – это знакомый.
– Хорошо, – я ощущал прилив сил и жажду действий. – Тогда поехали.
– Куда? – не понял Сергей Степанович.
– В больницу, – улыбнулся я. – Вы же этого хотели?
Он удивленно уставился на меня.
– Вы хотите ехать в больницу?
– Да, – сказал я. – Поедем, заберем Леночку, а там видно будет. Поехали?
Я поднялся.
– Ну что, – снова беря бутылку, сказал я, – может, все-таки
Я перелил остатки содержимого из бутылки в рюмку – получилось как раз сколько надо, – потом выпил и пошел одеваться.
Мы вышли на улицу. У подъезда действительно была машина. Водитель сидел, читая какой-то журнал. Сергей Степанович подошел и открыл переднюю дверцу. Я открыл заднюю и хотел сесть, но вдруг вспомнил.
– Вот черт! Я ведь телевизор забыл выключить.
– Ну и ладно, – махнул рукой Сергей Степанович. – Что с ним будет?
– Как это ладно? – возмутился я. – Он еще со вчерашнего вечера работает. Пойду выключу.
Я сделал шаг, собираясь вернуться, но Сергей Степанович остановил меня.
– Подождите, – сказал он, – давайте лучше я схожу. Где ключи?
Я размышлял пару секунд, потом решил, что это действительно лучше – совершенно не хотелось опять тащиться наверх.
– Ну, хорошо, – сказал я, давая ключи. – Только не забудьте посмотреться в зеркало и присесть на дорожку, – уже вслед ему крикнул я.
Сергей Степанович ушел. Я стоял у машины, курил, глядя по сторонам. Сейчас я совершенно не помнил об операции, думая, что еду просто на увеселительную прогулку. Потом вернулся Сергей Степанович.
– Все, – сказал он, – выключил.
– Дверь закрыли?
– Да, все хорошо, – ответил он, – можно ехать.
Мы сели в машину и поехали. По дороге меня чуть укачивало, я курил. Когда проезжали мимо магазина, я попросил остановить, вышел и купил бутылку и сигареты, потом мы поехали дальше. У больницы Сергей Степанович сказал «спасибо» своему знакомому, попрощался с ним, и тот уехал. Войдя в больницу, мы прошли по коридорам и наконец оказались в кабинете Сергея Степановича. Там было пусто, Леночка еще не пришла, на машине мы добрались быстрее нее.
– Уф! – сказал я, опускаясь на кушетку. Сидеть было все же приятнее, чем ходить. Я достал сигарету и закурил.
– Вы много курите, – сказал Сергей Степанович.
– Правда? – отозвался я. – Ну и что?
– Это плохо, – он был серьезен. – Будет лучше, если вы станете курить меньше.
– Почему? – удивился я. – Вам-то какая разница? Или… А-а, – догадался я, – все еще печетесь о моем здоровье в своих личных целях?
– Да, – сурово произнес он, – мне небезразлично ваше здоровье. Послушайте, – он увидел, что я достаю бутылку, – может, вы больше не будете сегодня пить?
– А что такое? – недоумевал я. – Или вас
Я засмеялся и начал открывать бутылку.
– У вас тут стаканчиков случайно не найдется? – как бы между прочим спросил я.
– Перестаньте! – вдруг резко выкрикнул он. – Вы посмотрите, на что вы похожи! Вы же серьезный человек…
– Я серьезный?
– …а строите из себя черт-ти что! – продолжал кричать Сергей Степанович. – Посмотрите, во что вы превратились, вы же полное ничтожество и…
– Да ладно вам, – прервал я его. – Давайте лучше выпьем. Что, стаканчиков нет?
Он просто рассвирепел.
– Да мне противно смотреть на вас! – кричал он. – Вы думаете, что хоть что-то представляете из себя? Да вы ничто! Только водку пить да сопли пьяные размазывать: какой я хороший и несчастный – вот все, что вы можете. А сам – просто ленивая и бездарная посредственность, серый неудачник.
– Но-но! – сказал я ему. – Полегче.
– Что?! – он сделал противное лицо, и мне показалось, что он сейчас бросится на меня с кулаками. – Может, вы хотите сказать, что это не так? Что по каким-то там высоким идейным соображениям вы сильно отличаетесь от обычного алкаша из подворотни своим неимоверным внутренним миром? Только все это гроша ломаного не стоит, потому что кроме огромного самомнения и нежелания палец о палец ударить, чтобы, не дай Бог, не испачкаться, ничего из себя не представляет.
– Не вам судить о моем внутреннем мире, – уже серьезно проговорил я. Как я ни был пьян, но слова Сергея Степановича вызывали во мне ответную реакцию. Мне не хотелось ругаться, но он нападал, и я не мог не обращать на это внимание. – Вы считаете, что вы такой уж идеальный и во всем добились успеха? Хотите сказать, что бестолковая беготня лучше или менее бессмысленна, чем сидение на месте?
– Это что вы называете бестолковой беготней? – он был весь напряжен, казалось, еще немного, и он сорвется и начнет крушить все вокруг или, наоборот, в бессилии опустится на стул и заплачет от безысходности. Мне вдруг стало жаль его.
– Да какая разница? – сказал я. – Суть в том, что ваша работа и мое безделье имеют один результат. Так я хоть живу спокойно.
– Вас послушать – так никто никогда не может сделать ничего полезного.
– Кому это нужно? Что-то полезное…
– Как кому? Знаете, сколько людей на свете?
Я усмехнулся.
– Понятно, – сказал я. – Вам нужна мировая слава, телевидение, пресса, молоденькие поклонницы и личный особняк в уединенном месте, где вы будете проводить свои таинственные опыты и нести тяжелое бремя славы.