Орган времени
Шрифт:
И ветры утонули, зацепившись за воду.
– Но зачем? Ты разве не знаешь, что можешь умереть?
– Знаю, – я отвечал из темноты, которая была везде. Мое тело лежало под одеялом, там было тепло.
– Тогда зачем ты делаешь это?
Моя рука обнимала Леночку там же под одеялом. Я думал, вернуться ли туда?
– Зачем? – повторила Леночка.
Тело оставалось неподвижным, я не имел к нему отношения, по крайней мере пока не двигался.
– Так, – улыбнулся я. – Почему бы и нет?
И легкая дрожь прошла по телу где-то внутри, сладкая истома
– Ты поставишь будильник? – спросила Леночка из темноты.
Я улыбался. Я был ветром над горячей пустыней.
– Да, – сказал я.
Потом включил свет, встал и взял будильник.
Перед тем как вернуться, я наполнил бокалы чем-то сладким и некрепким. Остывший кофе стоял на столе. Я дал один бокал Леночке, она села в постели.
– Хорошо, что ты пришла ко мне, – сказал я, чокаясь с ней.
– Да? – улыбнулась Леночка.
Она отпила немного и сидела в постели, облизывая губы. Мне это показалось соблазнительным – все же она была красива. Я взял бокал из ее рук и поставил на стол. Леночка смотрела на меня взглядом потревоженной кенгуру. И я не стал томить ее, я набросился на нее как стая голодных волков, став при этом пушистым и мягким, как котенок, родившийся в прошлую пятницу.
Ничего интересного не происходило в следующие несколько дней. Я ездил к Сергею Степановичу, Леночка ездила ко мне. Сергей Степанович ни к кому не ездил, он выглядел весьма довольным, с радостным азартом ожидая, когда придет день операции. Это должно было случиться в следующее воскресенье. А в это воскресенье, вернее, еще в субботу вечером Леночка приезжала ко мне и ушла только в понедельник на работу. Мне нравилось быть с ней, я позволял ей хозяйничать в доме и вообще потакал во всем. Это было забавно. Я находил удовольствие в присутствии женщины в своем доме и изображал послушание. Почему бы и не извлечь из этого максимум радости для нас двоих, пока это не перестанет быть интересным? Впрочем, может, и не перестанет – просто не успеет.
День операции приближался. Я совсем не думал об этом. Не то чтобы мне было все равно, но как-то… В общем, какой смысл думать? Моя роль в этом была проста. К тому же и Леночка отвлекала меня от всяких мыслей. А то, что я могу умереть, – я относился к этому с привычным цинизмом.
– Ну что ж, – говорил Сергей Степанович, когда я в очередной раз приехал в больницу, – до операции осталось два дня. Я договорился на послезавтра. В воскресенье утром операционная будет свободна, мне разрешили занять ее на пару часов.
Мы сидели втроем в его кабинете: Леночка, он и я – курили. Я поглядывал на Леночку, Леночка поглядывала на меня. Мы изображали официальность и малознакомость, чтобы не смущать Сергея Степановича. Хотя, может, он и догадывался о чем-то, но, во всяком случае, не подавал вида. Мне было весело знать, что утром Леночка уходит на работу к нему. Потом днем я и сам приезжал туда. Сергей Степанович
Когда я приезжал в больницу, они кололи мне какие-то уколы. Точнее, колола, конечно, Леночка. Я привычно снимал штаны перед ней, и она, скрывая улыбку, делала свое медицинское дело. Сегодня все это было уже позади, мы, как обычно, курили перед тем, как идти домой.
– Я вас хочу попросить, – Сергей Степанович серьезно смотрел на меня, – вы, пожалуйста, не пейте в эти два дня. Хорошо?
– Хорошо, – кивнул я.
– Будет лучше, если на момент операции в вашей крови не будет алкоголя, – как бы оправдываясь, пояснил он. – Вы ведь понимаете?..
– Да-да, – улыбнулся я, – конечно.
– Ну вот, – удовлетворенный моим ответом, успокоился он.
Потом, когда мы прощались на улице перед входом в больницу, он был все так же, уже привычно за эти дни, оптимистичен.
– Вы не волнуйтесь, – пожимая мне руку, сказал он, – все будет хорошо – вот увидите.
– Я не волнуюсь, – беспечно отозвался я.
Потом он пошел на автобусную остановку, а мы с Леночкой – к метро. Леночка молчала как-то напряженно и, казалось, думала о чем-то мрачном. Я стал рассказывать что-то веселое, стараясь отвлечь ее, она улыбалась, но, похоже, все равно не оставляла своих дум.
Ночью все было не так. Ночью покой и плавность владели миром, таинственность, уединенность, восторг. Мы лежали с Леночкой в ночной темноте. Вода ночи вокруг? Не знаю… не помню… Может быть, в тот раз и не было никакой воды. Просто легкая усталость, истома после всего.
– Зачем тебе это? – тихо спросила Леночка в темноте, в тишине.
– Я хочу добраться до звезд и стать их светом, летящим тысячи лет, – так же тихо ответил я.
– Нет, я не про то, – капризно протянула Леночка. Я улыбался, обнимая ее. – Я про Сергея Степановича и его операцию.
– Что ж, может быть, это и есть путь к звездам, – тем же таинственным тоном ответил я, но уже с некоторой шутливой наигранностью.
– Ну хватит, – капризничала Леночка, – я серьезно. Ведь ты можешь умереть.
– Я тоже серьезно, – улыбался я. – И потом, все могут умереть.
– Но ведь не послезавтра.
– Кто знает? – я придал голосу трагическую глубину.
– Перестань, – Леночка начинала сердиться. – Ты отлично понимаешь, о чем я. Зачем тебе нужно рисковать своей жизнью непонятно для чего?
– Ты хочешь, чтобы я ответил? – теперь уже действительно серьезно сказал я.
– Конечно.
– Не знаю… Это слишком долго и, по-моему, ненужно. В любом случае, моя жизнь – это мое дело.
– Но почему ты так хочешь умереть?
– Я не хочу умереть. Почему я обязательно должен умереть?
– Но ведь ты можешь.
– М-м-м… – хотелось снова ответить ей в шутливом тоне, но я не стал. – Это риск, – сказал я. – Я не хочу бояться, я хочу рискнуть.
– Зачем? Зачем нужно понапрасну рисковать своей жизнью?