Орхидеи на снегу
Шрифт:
– Нет… - в ужасе шепчу я.
– Так нельзя…
– Так будет. И ты ничего не изменишь, Эрика. Он отнял у меня самое дорогое - мою дочь. И из-за него рухнул мой брак. Виктор заплатит за все. Через пару дней журналисты не оставят ничего от его доброго имени. Вряд ли на суде ему удастся оправдаться. Против него слишком много факторов - условия завещания, твое исчезновение из отеля в Праге. И я даже думать не хочу о том, чем вы с ним занимались там, куда он тебя отвез! Он вскружил тебе голову своим обаянием, впрочем, как и Зине,
– Да как же ты не понимаешь?! Он не кружил Зине голову!
– Я сотрудничал с ним и его семьей много лет. Я даже не подозревал, что моя жена, занимаясь любовью со мной, вместо меня представляет моего партнера!
– Это она тебе сказала?! Она, да?!
– Я не хочу больше обсуждать мою разрушенную жизнь, Эрика. Пока будет идти судебное разбирательство, ты останешься в Москве. После того, как Виктору вынесут приговор, я заберу тебя в Омск. Теперь уже навсегда. И запомни - даже если его каким-то чудом оправдают, вы больше никогда не увидитесь. Постарайся смириться. Внешность иногда обманчива. Этот проходимец просто тебя использовал, чтобы выполнить условия завещания и получить наследство. Ты стала жертвой его привлекательности.
Я смотрю на отца и чувствую, как моя душа медленно рассыпается на тысячи острых и черных осколков. У меня почему-то нет сил говорить. Горло сдавило спазмом, и язык совсем не слушается.
– Вот твой телефон, - отец достает из кармана пальто мой сотовый, брошенный в Праге.
– Постарайся всегда быть на связи. И без глупостей. Пропадешь с радара хоть раз - пеняй на себя. Поедешь в Омск сразу же. Вадим позаботится о том, чтобы ты не вляпалась в новые неприятности.
Он кладет телефон на журнальный столик. Застегивает пуговицы на кашемировом пальто и направляется к выходу.
Я не шевелюсь. Где-то на самом дне моего сердца брезжит едва живая надежда на то, что все еще можно исправить. Что до суда можно как-то договориться и забрать заявление отца.
Я слышу, как хлопает входная дверь. Мой отец ушел. И этот хлопок двери, будто в один миг убил ту едва живую надежду на дне моего сердца.
Интересно, почему меня не приковали к батарее, чтобы я снова не убежала?
"Потому что я никуда не убегу. Ведь Виктор в большой беде, и я останусь здесь, как верная собачонка", - всплывает откуда-то едва осознаваемая мысль.
Мой мозг понемногу приходит в себя и начинает лихорадочно работать. Если меня не заперли и не приковали к батарее, значит, надо привести себя в порядок и ехать к Нику. Он полицейский, и точно сможет помочь расставить все по полочкам.
Я бегу в спальню, достаю джинсы, свитер и свежее белье. Наскоро принимаю душ, сушу волосы и собираю их в высокий хвост. Сгребаю в сумочку ключи от машины. Да, надо взять сотовый с собой. Теперь, когда я впала в окончательную немилость к своему папочке, не стоит лишний раз драконить его самолюбие и новую охрану.
Достаю из шкафа шубку из норки с капюшоном - за окном температура опустилась до минус тринадцати - и быстро обуваюсь в меховые сапожки. Ник на службе. Я точно знаю его расписание, поэтому поеду в полицейский участок.
Внизу, на подземной парковке, будто привет из прошлой жизни, стоит моя любимая машинка. Грустно улыбаюсь и жму на кнопку противоугонной системы на брелке.
– Куда едем?
– слышу мужской голос за спиной. Вздрагиваю и оборачиваюсь. У бетонной колонны, скрестив руки на груди, стоит мой новый телохранитель Вадим.
– В полицейский участок, - стреляю презрительным взглядом в его сторону я. Да, это не Иван. Никаких спортивных костюмов и дутых курток. Телохранитель из кинофильма - стильное кашемировое пальто с воротником-стойкой, классические черные брюки, вязаная жилетка, дорогой парфюм. Выпендрежник с большой буквы. Еще и наглый. Потому что смотрит на меня не как Иван. Иван смотрел на меня, как на надоевшего избалованного ребенка. А этот смотрит на меня, как похотливый самец. Может, у меня уже галлюцинации? Не станет же папочкин новый сотрудник службы безопасности смотреть на меня, как на сексуальный объект?
– И зачем госпоже Щербаковой понадобилось в полицейский участок?
– насмешливо открывает мне дверцу пассажирского сидения он.
– Это моя машина.
– Резко перехватываю его руку я.
– Поэтому поведу я. А если вам приказано повсюду следовать за мной, то садитесь сзади. Мы едем к моему брату. Отец не запрещал мне передвигаться по городу. Он только приказал быть в зоне доступа.
– Девушки не умеют водить, - мертвой хваткой впивается в мое запястье Вадим.
– Так что, позвольте мне. Я знаю кратчайший путь до полицейского участка, в котором работает ваш брат.
Я с презрением смотрю на него. Не телохранитель, а терминатор.
– Отлично, давайте проверим ваши способности, - выдергивая руку, ухмыляюсь я.
– Только если что-то пойдет не так, пеняйте на себя.
Сузив глаза, он выдергивает у меня из рук ключи от машины и ждет, когда я сяду на пассажирское место. Закрывает дверь, огибает машину и устраивается за рулем.
Насупившись, я зорко слежу за каждым его движением. Ничего, я изучу твои повадки и однажды сделаю так, что тебя уволят за непрофессионализм.
Вадим водит машину, как Шумахер. Ловко лавируя в потоке машин, он доставляет меня по скользкой дороге в участок в два раза быстрее, чем обычно. Черт, кажется, найти в нем изъян будет сложнее, чем я думала.
– Подождите меня здесь, - прошу я.
– Нет.
– Что?
– Я пойду с вами, Эрика.
– Но в полицейском участке мне ничего не может угрожать!
– Моя работа - следовать за вами повсюду.
Я ничего не говорю, просто выбираюсь из машины и изо всей силы хлопаю дверцей. Вадим лишь приподнимает бровь.