Орион и завоеватель (Орион - 4)
Шрифт:
– Это меня не удивляет, - проговорил Александр.
– Но Гефестион не таков. Он будет дожидаться тебя!
– Да, конечно.
Филипп прижал к себе обеих красоток и, глубоко вздохнув, спросил:
– А ты знаешь, сын, _что_ мы выиграли сегодня?
– Великую битву.
– Нет, не просто битву.
– Филипп покачал головой.
– Мы выиграли мир, мой мальчик. Мир! Теперь в Греции нет силы, способной противиться нам. Теперь Македония в безопасности. Мы будем диктовать свои условия афинянам и запретим этим сутягам пользоваться нашими прибрежными городами. Северные племена и все балканские дикари притихнут, потому что поймут, что в любое время могут попасть под наш удар. Мы добились мира, Александр... впервые с тех пор, как я оказался на троне.
Брови Александра сошлись.
– А как насчет персов?
– Они примут наше главенство в Европе, мы же согласимся, что они первые в Азии. На этом и поладим.
– Но...
– Знаю, знаю. В Ионии есть греческие города. Дарий не станет облагать их тяжелым налогом... увидишь. У него и без того достаточно хлопот в своем царстве, незачем понапрасну волновать ионийцев.
Царевич поднялся. Оказалось, что он одного роста с отцом. Почему-то хромой Филипп мне всегда казался выше сына.
– Мы должны покорить Персидское царство. Ты или я, - сказал Александр.
– Быть может, ты это и сделаешь, молодой отпрыск богов.
– Филипп криво усмехнулся.
– А моя судьба - править сильной и уверенной в себе Македонией. Вот станешь царем - если тебя возведут на престол после моей смерти, - и можешь отправляться куда угодно и покорять целый мир. Если армия пойдет за тобой.
Я заметил, как Александр сжал кулаки. Лицо юноши побагровело. Не доверяя своему самообладанию, не вымолвив слова, он метнулся мимо отца, опиравшегося на женщин, и выскочил из шатра. Я последовал за ним.
Филипп тоже вышел из шатра. Пошатнувшись, он закричал:
– Мы выиграли мир, молодой дурень! Я добивался его всю свою жизнь и не собираюсь теперь отказываться. И я не позволю этого никому другому!
Александр исчез в ночи, я же послушно последовал за ним.
Среди трофеев, которые воины собрали на поле боя, нашелся большой круглый синий щит с надписью по ободу: "С удачей". Узнав об этом, Александр на следующее утро велел принести щит в свой шатер и привести человека, который его обнаружил.
– Нашел ли ты на поле боя того человека, кому принадлежал этот щит? спросил царевич у пращника, молодого сына дарданского пастуха.
– Нет, господин, - отвечал молодец; сжимая свою войлочную шапочку обеими руками, он согнулся в почтительной позе перед царевичем. Казалось, он был на год или на два старше Александра, однако выглядел куда менее уверенным в себе, чем царевич.
– И щит просто лежал на земле?
– Да, господин. Владелец, должно быть, бросил его, спасаясь от наших фаланг.
– Я возьму этот щит, - сказал Александр и, повернувшись к слуге, стоявшему слева, приказал: - Дайте этому удальцу монет столько, сколько стоит новый щит.
Молодой дарданец поклонился и оставил шатер. Юноша не видел столько денег за всю свою жизнь.
Александр заметил меня возле входа и показал на щит, оставшийся возле его стола.
– Щит Демосфена!
– Его, - согласился я.
Ледяная улыбка заморозила губы Александра.
– Я охотно возвращу щит владельцу.
– Если только он вчера остался в живых.
– О! Этот уцелел, нечего и сомневаться... Бросил щит и бежал, спасая свою шкуру. Наверное, уже приближается к Афинам.
Филипп, безжалостный в битве, был великодушен, одержав победу. Он призвал Александра в свой шатер, чтобы обсудить с полководцами условия мира.
– Мы поместим отборный гарнизон в Акрополе Фив, - сказал он ровным голосом.
– Они удержат город под нашей властью.
– Поможет и то, - добавил Парменион, - что фиванского войска больше не существует.
– Да, их Священный отряд не сложил оружия, - проговорил Антигон с волнением.
Филипп фыркнул:
– Да! И пусть гибель его прославляют поэты грядущих времен. А нам досталась победа.
Все расхохотались... кроме Александра. Царевич еще сердился на отца после вчерашней стычки.
– А как ты предлагаешь обойтись с Афинами?
– спросил Парменион.
– Я хочу послать в Афины тебя, Александр, - отвечал Филипп.
– Ты объявишь им мои условия.
– А именно?
– спросил Антигон.
– Афиняне подпишут обещание не воевать с нами. А еще - признают нашу власть над прибрежными городами вплоть до самого Бизантиона.
– И?..
– Это все.
– Как все?
– вызывающе спросил Антигон.
– Неужели ты не хочешь ввести своих людей в их правительство, неужели не хочешь их серебром возместить наши военные расходы?
Парменион подмигнул и сказал:
– Ну хоть бы уж устроил войску парадное шествие через весь город.
– Незачем, - отвечал Филипп вполне серьезным тоном.
– Они побиты и знают это. Но если мы начнем тыкать их носом в собственное несчастье, афиняне возмутятся и при первой же возможности затеют новую войну.
– Без нее не обойтись, - пробормотал Парменион.
Филипп покачал головой:
– Едва ли. Демосфен и военная партия опозорены. Их любимая демократия обратилась теперь против них, они лишатся власти, быть может, их изгонят из города.
– Ох, посмотреть бы, как этого типа повесят за золотую глотку, проговорил Антипатр.
– Я потребую у Афин лишь прибрежные города и мир.
– А как насчет персов?
– спросил Александр голосом тонким и острым, словно лезвие ножа.