Оркестр
Шрифт:
Он успел вовремя.
Мой спаситель.
После этого случая я поняла, что Сева мне дан свыше, что это моя судьба. Мы стали встречаться по выходным и праздникам, когда Сева приезжал из города на каникулы.
Мама была против нашего с ним общения и постоянно строила нам препятствия. Зара всегда меня выручала. Мы даже иногда с ней менялись, чтобы обмануть маму, и чтобы я встретилась с Севой.
А когда я окончила школу, Сева мне
Мама уже была не против, так как у Севы, сразу после института, появилось вакантное место в правительстве. Конечно же, данная должность не была высоким постом и не так сильно оплачивалась, но это было только начало. Ведь попасть туда, уже было большой удачей, и все это понимали. Кроме меня. Мне было все равно, кем будет Сева и какое его ожидает будущее, я любила его, любила всем сердцем, без остатка».
Начало антракта прервало мои прекрасные воспоминания и после того, как в зале включился свет, и все стали выходить, я еще немного пришла в себя, чтобы вернуться из своего прошлого в наше настоящее, и сама стала потихоньку выбираться наружу.
В фае было огромное количество людей. Все женщины, девушки были сильно надушены. От такого количества разнообразия запахов мне становилось не по себе. Я чутко, очень чутко различала все запахи. Еще с детства мне становилось плохо, если какой-то учитель переборщит в использовании туалетной воды. Меня могло вырвать прямо на уроке. Поэтому и сейчас мне стало плохо, что просто необходимо было выйти на улицу, чтобы свежий воздух смог разбавить все эти смешения ароматов.
В самом зале я не чувствовала запахов туалетной воды, я ощущала запах другой: запах горелой пыли на софитах.
«Пахло пылью, въевшейся в черный бархат кулис. Я чувствовала запах влажной пыли после уборки сцены. Запах тканей, запах нагретого металла, запах дерева сценического настила, запах дымомашины.
Также в зале пахнет сыростью, ведь кулисы – это одно из немногих в мире мест, куда никогда не проникают солнечные лучи. Пахнет подвалом, который всегда есть под сценой, тянет холодом из люка. Совсем чуть-чуть пахнет косметикой, гримом и лаком для волос. Пахнет забытыми в углу и увядшими цветами.
И, конечно же, мой любимый запах, запах всех музыкальных инструментов. Они пахнут канифолью, которой полируют смычки, это острый и сладковатый, почти лакричный запах». (2)
Все это вместе, все это создает такой запах, который мне бы хотелось поместить в один маленький стеклянный тюбик и всегда, всегда носить его с собой, чтобы в нужную минуту и в нужную секунду вдыхать, вдыхать этот запах в себя, чтобы снова очутиться здесь, на этом самом месте.
Я вдохнула этот прекрасный аромат, закрыла глаза и услышала взмах палочки и музыку, эту бесконечную и прекрасную, ни с чем несравнимую, живую музыку.
Все струны моей души затрагивала эта музыка, она как лекарство, которое залечивало все мои душевные раны, она не давала мне «съехать с катушки» от всей моей «чудеснейшей» жизни.
А самое главное, она помогала мне вспоминать то прекрасное, что когда-либо случалось со мной.
«– Пойдем, пойдем скорее, – тянул меня за руку Сева.
–
– Сейчас все увидишь сама, – интриговал меня Сева.
– Я больше не хочу прыгать с тарзанки, – испугалась я, увидев, что Сева ведет меня к пруду, – я в праздничном платье.
– Нет, мы не будем прыгать. Все, остановись, – остановил меня Сева у пруда.
Я остановилась, Сева попросил меня закрыть глаза, а затем разрешил их открыть. Открыв глаза, я увидела, как Сева стоит передо мной на одном колене и протягивает коробочку с колечком.
– Зариночка, будь моей супругой?! Я все для тебя сделаю. Все. У меня уже есть предложение на место работы, ты же знаешь, я очень хорошо учился. Поэтому я заберу тебя в столицу нашего округа, мы будем жить сначала на съемной квартире, потом у меня появится своя, потом и дом с тобой купим. Ты будешь заниматься, чем захочешь, в городе много перспектив. Я же тебе обещал, как ты окончишь школу, я заберу тебя с собой. Твоя мама не против, я уже с ней поговорил. Что ты скажешь?!
Я просто была ошарашена. Я, безусловно, любила Севу, но так сразу выйти замуж?! Я не была к этому готова ни физически, ни морально. Но глубокие и мои любимые глаза Севы не могли мне дать возможность сомневаться в своем ответе и в самом Севе. Я согласилась, молча, кивнув Севе головой.
Сева завертел меня в воздухе и поцеловал так страстно, что у меня закружилась голова.
После Сева посмотрел на меня уже другими глазами, он будто хотел разорвать меня на части.
Я испугалась такого его взгляда, но потом я подалась этому искусителю.
Который подарил мне другой выпускной бал, весь вечер и ночь мы провели около пруда, на котором я поняла, что такое быть женщиной. Любимой и желанной. Рассвет мы тоже встретили вместе с Севой. Мне и не нужен был никто другой, а после этой ночи, и тем более.
Я так любила Севу, что не могла представить и минуту жизни без него.
Не прошло и месяца, как мы расписались с Севой, сыграли небольшую свадьбу у нас в маленьком городке. И уехали жить в столицу нашего округа. Все было, как говорил Сева, сначала мы жили на съемной квартире, потом в своей, и спустя десять лет службы Севы, мы обзавелись и своим домом.
Который сначала мне казался прекрасным замком, сейчас же он мне кажется огромной и темной башней, в которой я постоянно нахожусь в заточении».
– Там-тарам, – махнул дирижер своей палочкой, и музыканты закончили свое выступление.
Зал встал и стал громко аплодировать. Я продолжала сидеть на своем месте и растворяться в этой атмосфере музыки, аплодисментов, гула и криков поклонников.
Мне казалось, что от меня уже ничего не осталось, что я полностью растворилась в этом концерте, вся и без остатка.