Орлан Стах
Шрифт:
Старик посмотрел на него с благодарностью и вдруг пьяно сорвался с места, грохнул кулаком по столу, да так, что закачалась, едва не упав, керосиновая лампа и судорожно заморгала хилым огоньком. Затем помчался в амбар и вернулся, тяжело дыша, со старинным ружьем в руке и полотняным мешочком.
– Как придут и скажут: "Давай!" Я им отвечу!
– Переломил ружье, вытащил из мешочка два патрона и нервно загнал их в стволы.
– Имеем, што им сказать! Вот! Таких слов для них у меня хватит!
– Мы будем с вами, Федосий, - спокойно повторил
– По вы будете с ними.
– Да, я против буржуев!
– зло прищурился дед.
– Это верно! Я с буржуями не пойду...
...Лена поднялась из-за стола:
– Что ж это мы сидим! Нужно немедленно позвонить Зенону. Увидишь нашего сына, Орлан. Познакомишься с ним. Он все знает про нас. Ему уже тридцать. Конструктор на авиазаводе. Женат. Внучку нам подарил. Слышишь, Орлан? Или, может, нельзя никому знать, откуда ты прибыл?
– Какие могут быть от сына тайны, - пожал тот плечами и вновь обратился к Дарию: - Ну, так о чем ты ему потом говорил?
– Говорил все, что знал. И словом не покривил, не уговаривал его, не переубеждал ни в чем. Рассказал, как будут развиваться события в дальнейшем, говорил о человеческой сущности и о государстве, о бедности и богатстве...
– Что же он...
– Ни слова в ответ. Выпил еще и ушел. А утром молча оделся - и в артель.
– С ружьем?
– Да нет. Все иначе. Подарил мельницу. Сказал им, что сам был бедняком, что понимает "момент будущей жизни". И подал заявление в артель. Вот так.
– И как он пережил все это? Мучился, должно быть?
– Ну что ты! Ведь мельница та, по сути, за ним так и осталась. Поскольку, кроме него да еще меня с Леной, никто не смог бы управиться с паровой машиной. Теперь уже не было у него боязни лишиться мельницы, не нужно было скрывать страх и злобиться...
– Если бы люди могли уходить в прошлое, они то и дело возвращались бы в свое детство и жили бы вечно. А этого не бывает. Жить вечно невозможно, сказала Валентина, прополаскивая мочалку под струей горячей воды.
Она мыла посуду. Зенон взял полотенце и начал вытирать чистые тарелки. Долго молчал, потом заговорил:
– Почему ты думаешь, что, попав в прошлое, помолодеешь? Как это можно представить? Ты же врач, должна хорошо знать... Путешествие во времени не может влиять на физиологию. Отправляйся хоть в прошлое, хоть в будущее, а жизнь организма будет продолжаться в своем биоритме, клетки твои не перестанут изменяться...
– Тебе бы книги писать, Зенон. Ты умеешь выдумывать, и к тому же так складно. Написал бы хорошую книгу... О, звонит телефон. Подойди, а то у меня руки мокрые.
– Я слушаю. Это ты, мамочка?
– Добрый вечер, сынок. Что вы делаете?
– Да так... Хозяйством заняты...
– Приезжайте к нам... Ты помнишь, мы рассказывали... Твой дядька Орлан Стах...
– Орлан Стах?!
– Да. Он сейчас у нас...
– Мамочка, это правда?
– А ты приезжай... Оксанка спит?
– Уложили ее, но не спит... Я выезжаю.
Зенон положил трубку.
– Валюша, поедем к моим.
– Сейчас?
– Приехал брат отца. Удивительный человек. Вот кто расскажет о прошлом, о будущем... Так поехали?
– Оставь свои шутки. Развесь пеленки и можешь ехать. А у меня дел еще на всю ночь.
– Тебе, видимо, приходится много путешествовать...
– Да...
– Орлан взглянул на часы.
– Скоро отправлюсь в Хьюстон. Примерно на недельку.
– Хьюстон какого года?
– спросил Дарий.
– Две тысячи двадцатого...
– О, это интересно... И рискованно. Последний остров старого мира.
– Представь себе, за эти пятьдесят восемь лет мы почти ничего нового не узнали о трагедии этого обломка цивилизации. Преодолеть хьюстонский барьер очень важно. Ты ведь знаешь, они искривили пространство и изолировались... Но у нас появилась одна новинка... Теперь можно прорваться туда. Посылают меня...
– Так много нового появилось...
– Пятьдесят восемь лет - не шутка...
– усмехнулся Орлан.
– Но не волнуйтесь, быстро привыкнете. Не удивишь вас ни биокиберами, ни бытом, ни темпоральными выходами... Где-нибудь через несколько дней я вернусь и возьму вас... и сына... Надеюсь, мне разрешат. Хотя он и рожден в этом времени, но все-таки ваш сын...
– Мы уже стары. Орлан. Поздно возвращаться.
– Почему?
– Ну... просто так... Старые мы уже. Орлан. Да и сын, внучка... Хочется видеть их каждый день... А ты, Орлан, женат?
– Да. Валерия моя совсем молодая. Вот увидите... Она историк, часто бывает в вашем времени...
Все напряженно молчали.
– Пойдем, я покажу тебе наш дом, - вывел всех из задумчивости Дарий Стах, вставая из-за стола.
– Все это своими руками...
– К сожалению, не могу, меня ждут, - снова посмотрел на часы темпорального выхода.
– А ты, братик, так мало мне рассказал.
– Орлан, в нескольких словах всю жизнь не перескажешь. Был в колхозе, потом служил в ЧК, закончил университет, учительствовал, потом - война, всю ее прошагал в пехоте, дали Героя. После войны - директор школы. А теперь на пенсии. Вот когда ты оттранспортируешь нас к себе... к нам, в две тысячи триста пятьдесят восьмой, я все и расскажу тебе... Это, считай, готовый роман. Ты же писатель...
Понимали, наступила пора расставания...
Зенон восторженно смотрел на своего дядьку. Потом подошел к нему и стал рядом. За ним - Дарий и Лена. Застыли недвижимо, как на древней фотографии, торжественные и вместе с тем печальные.
Потом вышли из дома. Солнце еще не взошло, но уже светало. Ночная мгла медленно таяла вместе с легким весенним туманом.
Остановились на веранде, долго стояли молча, будто прислушиваясь к чему-то. Со стороны авиационного завода доносился приглушенный рев мощного мотора. По направлению к Брест-Литовскому шоссе проехала машина с включенными фарами, осветила стройный ряд тополей вдоль дороги.