Орленок
Шрифт:
крепче прижать к себе сына.
— Мама, что с тобой?
—? Это пройдет, сынок. Все тот же радикулит.
Володя заботливо укрыл мать теплым одеялом, спросил,
кто за ней присматривает.
— Валя Зорина. Ты должен ее помнить. Когда ты оканчивал
школу, она переходила в седьмой класс.
—Ну как же, конечно, помню,— Володя встал, чтобы
снять с себя пыльный пиджак,— такая черноглазая, с длинными
пепельными косами?
— Да, да.— В голосе
сынок?
— Мама, я ничего не могу тебе сказать, но ты не тревожься.
У меня документы хорошие.
— Ну, тогда запри дверь, помойся и переоденься.
— Вот я сейчас приведу себя в порядок,— весело говорил
Володя,— и поступлю в полное твое распоряжение.
— Но тебе нельзя выходить из дому!— Мать встревожилась.—
А кто же принесет воды, сходит на базар?
— Валя. Тебе все-таки лучше не показываться им на
глаза.
Володя на мгновенье задумался.
— В том-то и дело, мама, что мне придется показываться...
Перед вечером в доме появилась Валя Зорина. В синем,
наглухо застегнутом платье, она казалась особенно тоненькой,
подвижной. Молча уставилась на Володю черными глазищами.
— Не узнаете? — улыбнулся Володя.
Лицо девочки тронула еле заметная усмешка.
— Почему же? Вы, Володя, сын Елены Павловны. Она
только и говорит о вас.
...А в комнате Голеневых готовились слушать последние
известия. Андрейка, освоившись в новой обстановке, сидел
на табурете, засунув руки между колен. Геня включил приемник,
и Андрейка увидел, как за узким стеклышком загорелся
свет.
— Говорит Москва. Говорит Москва.— Мощный голос
диктора рассказывал о боях под Моздоком и в горах Кавказа.
Андрейка крепко стиснул пальцы и, не мигая, смотрел на
зеленый глазок.
Утром Геннадий провожал за город своего товарища.
Андрейка нес в мешке несколько килограммов соли, а в
ней — листовки.
— Я расскажу дома, как мы слушали Москву. Всем расскажу,
что скоро придут наши!
— Ты только поосторожней, глупостей не наделай,—
предупреждал Геннадий тоном опытного конспиратора.
Недалеко от полотна железной дороги Андрейка заметил
поджидавших его соседок.
— Ну, прощай, Геня!—Андрей высвободил руку, протянул
ее товарищу. Геня потряс ее и улыбнулся:
— Нет, до свиданья. Мы встретимся с тобой. Обязательно
встретимся!
Геннадий долго смотрел вслед уходившему товарищу.
НЕОЖИДАННАЯ ССОРА
Вечерело. От лучей солнца искрился снег, и яркие оранжевые
блики ложились на верхушки
лапы веток клонились от тяжести снега. Крепчал мороз.
Вдруг в тишину леса ворвался звонкий молодой голос:
— Ми-ша! А-а-у-у!
Эхо передразнило Геннадия, понеслось от дерева к дереву,
от поляны к поляне и, ослабев, где-то далеко замерло.
Голенев на ходу обхватил ствол ясеня, остановился. Щеки
его пылали. Из-под ушанки, сдвинутой на затылок, выглядывала
задорная челка.
Миша шел на лыжах, неуверенно опираясь на палки.
Ребята потихоньку направились к городу. Спустились
у дачи.
За деревьями увидели несколько десятков машин, возле
них возились солдаты.
Двое солдат в шинелях и пилотках приблизились к ребятам.
Один из них рявкнул, показывая на лыжи:
— Забралы!
Ребята не понимали, чего от них хочет немец.
Видя, что приказ не собираются выполнять, другой солдат
тряхнул Геннадия, с силой рванул палки из его рук. С
лыжами пришлось расстаться. Пошли пешком.
— Миша, давай сегодня <<проверим>> их работу,— со злостью
предложил Голенев.
— Конечно, им это так не пройдет! Сейчас понаблюдаем,
куда они ходят ночевать.— И сразу спросил:— Кто останется
первым?
— Я. Ты иди домой, Миша, потом сменишь меня.
Настала ночь. Мальчики проверили, все ли взяли: отвертка,
шило, граната — и начали опасный путь от Гениного
дома.
Отошли на небольшое расстояние и остановились. Нигде
никого. Неслышно подобрались к даче. Несколько минут
выглядывали из-за невысокого каменного забора. Где-то
внутри двора скрипели шаги. Машины чернели почти рядом.
Геня шепнул:
— Ты наблюдай, а я поработаю. Потом переменимся.
Миша в знак согласия кивнул головой. Геня полез.
Миша озирался по сторонам. На белоснежном фоне увидел
темную фигуру с автоматом и дал условный сигнал.
Патруль дошел до стены, круто повернулся. Миша нервничал:
пора сменить товарища, а он не возвращается. И всегда
этот Генька так: все сам! До боли в ушах вслушивался
Миша в ночные звуки. Час казался вечностью. Миша продрог.
Геннадий вынырнул из темноты неожиданно.
— Идем,— еле слышно сказал он,— я сам все сделал.
Продвигались поодаль друг от друга.
Ольга Ивановна услышала шорох на лестнице, встала,
провела рукой по постели сына и убедилась, что она пуста.
Тут же дверь открылась, и на пороге появились Геня и Миша.
Мальчики молча разделись. Легли вместе.