Орлиный клич

Ананьев Геннадий

– Бедолаги, – посочувствовал Акимыч. – Пятерик взвалить и то легче.

Темник тут же шпильку в бок Первому.

– Трудно без информации. Отряд не имеет пока там своего человека, а от райкома помощи – ноль без палочки.

Промолчал Первый, проглотил неприятную пилюлю. Да и как иначе? И в самом деле, ничего у райкомовцев не выходит. Двоим уже задание дано, а дело на месте топчется. Впустили бы эсэсовцы полицаев в охрану – другое дело. Если же быть честным до конца перед собой, его все это время больше интересовал вопрос, кто провалил первую операцию. Основные усилия на разрешение этой загадки направлялись. Зряшнее, может, подозрение? Ложная, может быть, посылка?

Но, если даже не ложная, фактов пока нет, и, стало быть, живи и продолжай борьбу с захватчиками рядом с теми, кого подозреваешь. Предложил:

– Мое мнение: объединить усилия всех отрядов…

– Мы уже сыты, – ухмыльнулся Темник. – Терять боевых товарищей?! Избавьте. Пусть никто к концлагерю не суется! Мы сами!..

– Позиция удельного князька! – сердито отвечал Первый. – Не партийный это подход к делу!

Это уже серьезно. Шаг назад необходим. Только не вдруг. Можно немного поершиться.

– А проливать кровь бесцельно – партийно?

– У нас великая цель – освобождение Родины от фашистской чумы! Ради этого…

– Мы говорим о разных вещах. Я утверждаю: сломя голову бросаться на врага бессмысленно. Не самим нам гибнуть, а его бить нужно. И не следует, – с ухмылкой закончил он, – недомыслие наше, плохую нашу организацию прикрывать величием цели. Народ верит нам, и никто не дает нам права пренебрежительно относиться к нему, не жалеть его, не беречь! – Помолчал немного и закончил уже примирительно: – А насчет объединения? Нужно подумать. Я подумаю.

Оставил последнее слово за собой. Никого он не должен пускать к концлагерю, такой он имеет приказ и сделает все, чтобы выполнить его. Ну а помощь других отрядов? Может, от нее не следует отказываться? Только в своих руках бразды правления держать.

«Впрочем, пусть Пелипей с шефом решают…»

Через день от нее прибыл связной. Сообщил: случайно удалось узнать, что охрану концлагеря собираются усилить, увеличив вдвое гарнизон. Темнику ясно: торопят его. Позвал Акимыча. И Первого пригласил. Заставил связного повторить сообщение Пелипей.

– Они усиливаются – нам тоже нелишне стянуть людей в кулак, – заговорил Первый, когда связной вышел из землянки и Темник, как обычно, предложил высказывать свои соображения. – Я только в этом вижу положительное решение вопроса…

Да, Первый упрямо гнул свою линию, и Темник понимал, что не отступится он, ибо разумность удара крупной группой очевидна. Задачка, в общем, для него, Темника, весьма сложная. Если шеф не даст согласия, выхода без ослушания практически нет. Темник решил направить со связным свои соображения по этому поводу, но не вдруг же ответ вернется, нужно поэтому выиграть время.

Ответил решительно:

– Не об этом пока речь. Сейчас нам нужно немедленно готовить операцию. Пока эсэсовцев не добавилось. Поднимем весь отряд. Только охрану оставим. И, естественно, вас, – кивнул Первому Темник. – Рисковать партийной головой района я не имею права. Тем более, что операция не ахти какая. Все. Совещание окончено.

Акимыч крякнул недовольно, но смолчал. У него, видимо, имелся какой-то свой резон, но, если его не хотят слушать, значит, не нужен он вовсе.

Не настаивал на своем и Первый. Подчинился. Разумно, подумал он, поспешить, а сбор сводного отряда займет много времени.

Темник доволен, что отступился Первый. Понимал – не насовсем. Оттяжка вышла, и то слава богу. Велел построить отряд. С оружием, как по тревоге.

Прошел вдоль строя. Посмотрел у нескольких партизан винтовки и автоматы, не ржавые ли. Нет, блюдут порядок мужики. Именно мужики. Одет кто во что, оружие разнокалиберное. Какие, кажется, вояки из них? Но видел Темник их в деле. Зло дерутся. Не страшатся немцев. Не раз и не два лезли ему предательские мысли: посильно ли Германии подмять Россию? Именно подмять. Согласных с фашистами мало. Ох как мало! А тех, кто противится по-всякому, с оружием ли, молча ли протестует – землю не пашет, скот не растит, хотя и сам голоден, – таких несметно. Вот этих бы всех вояк сейчас из пулемета! Всю ленту выпустил бы!

А строй хмурость командирскую по-своему воспринимает. Неприятные вести, похоже, получил. Бой, похоже, предстоит. Каратели, может, навострились сюда.

Заговорил наконец командир. Громко и властно:

– Великое милосердие нам предопределено! Как только вернется начальник штаба Кокаскеров, выступаем на операцию. Освобождать концлагерь. Всем отрядом пойдем. Лишь одно отделение оставим для охраны базы. Готовиться начнем теперь же. Больше пота в учении – меньше крови в бою.

И началось. Прохаживаются меж землянок Темник с Акимычем, а партизаны незаметно окольцовывают лагерь, сосредоточиваются для броска. Молниеносного, стремительного. И вот почти все готово, но тут Акимыч кликнет кого-либо из мужиков, колхозников своих бывших:

– Чего винтовку выпялил? Не ветка она – видать ее.

Шевелится подлесок – уходят партизаны на дальнюю поляну выслушивать упрек и назидание Темника.

– Сколько погибло в прошлый раз? То-то. Ящериц незаметней стать надлежит. Ясно?

Уж куда как ясно! Только уж больно зорок Акимыч. Всем это ведомо. С давних пор. Еще с довоенных лет. Появится, бывало, на току и сразу все непорядки видит: кто ни шатко ни валко работает, только видимость хлопотности создает, кто по зерну топчется, перелопачивая его, а кто и впрямь как для себя делает – таких похвалит, нерадивцев же в краску вгонит. Такой он, Акимыч. Немца-фашиста что не провести! А смоги Акимычу на глаз не попасться…

Раза четыре до обеда повторяли маневр. Пообедав, сызнова начали. До семи потов ползали. Под вечер сжалился Темник, объявил отбой, пообещав продолжить учебу завтра.

Но завтра выпало иное. Еще рассвет в силу не вошел, а они, подкрепившись поплотней, чавкали по болоту след в след за Кокаскеровым, возбужденные предстоящим боем.

План им уже объявили: на гарнизон отряд не нападает – все произойдет в лесу, куда каждый день пригоняют заключенных рубить лес для бараков, но больше на вывоз. В концлагере только больные остаются и почти весь гарнизон. При лесорубах же охрана невеликая – пять эсэсовцев: устанавливают они четыре пулемета по углам делянки, а один, с автоматом, подбадривает стеком заготовителей. Чуть кто замешкается – удар. Так с самого утра и до вечера. Перерыв на обед в два часа.

Задача у партизан такая: переночевав в лесу, окружить делянку еще до прихода заключенных. И сразу же, утром, начать операцию. И хотя до лагеря далеко и гарнизон фашистский, кроме одного постового, будет спать, лучше провести ее тихо. Пулеметчиков – ножами. И только того, со стеком, – снайперской пулей. До полудня, когда приезжают повозки с баландой для заключенных, освобожденные уже подойдут к болоту.

Всем виделась легкая и быстрая операция без большой опасности, оттого так возбужденно-бодро двигался отряд, замыкал цепочку которого сам Темник. Он тоже, казалось, поддался общему настроению, мысли его, однако, были ох как далеки от тех, которые бодрили партизан. Темник никак не мог отмахнуться от вечернего разговора, который случился вскорости после ужина. Пошел он по нужде, и тут к нему словно прилепился красноармеец. Один из спасенных сельскими бабами. Повелел едва слышно: