Орлята(Рассказы о пионерах-героях)
Шрифт:
Утро занималось. Над Долгим озером колыхался сизоватый туман. Небо было чистое. Высокие камыши окрасились в нежный розовый цвет. Всходило солнце. В прибрежной осоке всплеснула щука, и круги медленно разбежались по воде. На берегу озера спит деревня. Вот подал голос петух. Ему никто не откликнулся. Петухов и кур съели немцы. Остался петух с десятком куриц лишь у старосты.
В камышах, напротив огородов, притаились трое: двое парнишек и рослая девочка лет шестнадцати. Они давно сидят тут. На их одежде, волосах — роса. Птицы не обращали на них внимания. Качаясь на тонких ивовых ветвях, они голосисто торопили восход солнца. Туман заклубился и отступил, оставляя в камышах белые клочья. Первый
— За мной, — негромко сказала девочка.
Ребята поднялись и, отводя руками высокую цепкую осоку, двинулись за девочкой.
— Эх, хорошо бы наган… — сказал один паренек.
— Автомат бы лучше, — отозвался второй.
— Прикусите языки… автоматчики! — шикнула на них девочка.
Там, где они прошли, в прибрежной траве осталась чуть приметная волнистая тропинка.
Толстый человек в белой нижней рубахе, выпущенной поверх штанов, выдернул из железных скоб тяжелую дубовую перекладину, откинул два крюка. Дверь со скрипом отворилась. На крыльце еще не высохла роса. Лицо у толстяка было опухшее, редкие белесые волосы стояли торчком. Оставляя отпечатки босых ног на влажных ступеньках, он спустился вниз, подошел к сараю. На крыше сидел рыжий петух и молча смотрел на него. Человек оглядел увесистые запоры на сарае, амбаре, облегченно вздохнул. На рассвете ему почудилось, будто кто-то бродит по двору, трогает замок. Разбудил жену, послал послушать, балует ли кто-нибудь. Жена сказала, что все тихо. А он так и не смог глаз сомкнуть.
Толстяк открыл хлев, выпустил на волю пару розовых поросят. Они, хрюкая, заносились по лугу. Человек, почесывая под мышкой, с удовольствием смотрел на них.
— Руки вверх, господин староста! — раздался за спиной повелительный голос. Клацнул затвор. Толстяк поднял сначала одну, потом другую руку. Хотел оглянуться, но…
— Не шевелись!
Староста ссутулил спину. Голова ушла в плечи. Партизаны! Пальцы на его руках мелко задрожали. Он ожидал выстрела. Но пока не стреляли.
— Повесим? — совещались за спиной.
— Утопим в озере…
Голоса были совсем молодые. Староста скосил глаза, но никого не увидел.
— Гони оружие! — приказал тонкий, не мужской голос.
— Какое у меня оружие? — сказал толстяк. — Нету.
— Что в кармане?
Староста вывернул оба кармана. В траву упала табакерка, ключи. Немецкий карабин висел дома, за печкой…
— Будешь, гад, население притеснять? — звенел гневный голос. Руки у старосты перестали трястись. Он сглотнул и быстро заговорил:
— Видит бог, я для деревни всей душой… Заставили. С ружьем. Не по своей воле, видит бог… Кабы знал, да я бы…
— Народ обидишь — порешим, так и знай! И дом подожжем. Знаешь, кто мы?
Староста кивнул: партизаны.
— Мы народные мстители… Уже трех старост ликвидировали. Не оглядывайся!
За спиной послышались торопливые шаги. Зашелестела трава. Три раза глухо что-то ударилось о землю. «Через забор перепрыгнули!» — сообразил староста. Обернулся и увидел, как сквозь кусты к озеру бегут трое: двое мальчишек и рослая длинноногая девчонка.
— Сукины дети! — выругался староста. — Чтоб вам сдохнуть! — Бросился в избу, сорвал со стены карабин и, выскочив на крыльцо, выпустил в кусты всю обойму.
На выстрелы прибежали два полицая в немецкой форме и унтер-офицер. В руках немца — листовка: «Смерть фашистам!»
— Дрыхните, дармоеды! — гремел на полицаев староста. — А меня чуть на тот свет не спровадили. Кто? Партизаны, вот кто! Еле отстрелялся… Сообщите в комендатуру!.. Нехай присылают подкрепление.
До партизан из отряда Ковалева дошли слухи, что в их районе действует неизвестная самостоятельная группа: совершает налеты на деревни, стращает старост. На телеграфных столбах расклеивают листовки: «Бей немцев!» А сами не бьют. Судя по всему, у группы нет огнестрельного оружия. Захватили одного старосту в бане. Он в чем мать родила вырвался от них и сиганул через всю деревню к немецкой комендатуре. Подслушаны телефонные разговоры, старосты вызывают из Осьмино подкрепление. Жалуются, что партизаны не дают житья.
Ковалев, комиссар отряда Скурдинский и комсорг Виктор Никандров ломали головы в догадках: что это за группа?
— Народ отчаянный, — сказал Ковалев. — Несерьезный только. Если так будут работать и дальше — провалятся.
— Надо наладить с ними связь, — предложил Никандров.
— Верно, — согласился Скурдинский. — Поручаем, Витек, это дело тебе…
— Неплохо бы их в наш отряд, — добавил Ковалев. — Объединимся.
Виктору Никандрову шел двадцатый год. Он редактировал партизанскую газету, составлял антифашистские листовки. В тот же день он отправился на поиски таинственной группы. Подпольные связные докладывали: «Были в деревне, попугали старосту, расклеили на столбах листовки». В глаза никто партизан не видел. Одни говорили, что их пятеро, другие — десять человек. Действовала группа по утрам, когда все еще спали. Никандров установил, что за все время члены группы не сделали ни одного выстрела. Старосты в своих докладах начальству утверждали, что партизаны вооружены автоматами и гранатами. Но их слова на веру нельзя было брать. Дрожа за свою шкуру, изменники врали почем зря. Лишь бы охрану усилили.
С «группой» Никандров столкнулся вечером на берегу озера Самро. «Партизаны» сидели на плоту в камышах и варили какую-то похлебку. Маленький костер почти не дымил. Это были три подростка: Нина Хрусталева, Толя Лукин и самый маленький из них — белоголовый Коля Гаврилов. Тот самый, что просился в отряд Ковалева. На троих у ребят был один сапожный нож с черной ручкой и затвор от немецкого карабина. Этот затвор успешно сходил во время операции за пистолет. Виктор хорошо знал Колю Гаврилова, отца его, брата. Никандров работал в Столбове и часто бывал у Гавриловых дома. С Колей они осенними вечерами резались в шашки. Этот белоголовый парнишка тогда учился в третьем классе. Может быть, поэтому в представлении Никандрова Коля все еще был малышом. И когда зашла речь о «присоединении» самодеятельной группы к отряду, Виктор сказал, что Нину и Толю примут, а Коле придется малость подождать.
— Подрастешь маленько, а тогда — милости, просим!
На плоту стало тихо. Слышно, как тонко звенел комар. Нина Хрусталева и Толя Лукин смотрели на Колю. А он смотрел на закат. Солнце давно спустилось. Облака, подсвеченные снизу желтым, плавали в озере. Высокие сосны, подбоченясь, неподвижно стояли на берегу. Круглое лицо Коли Гаврилова побледнело, губы скривились, но он сдержался.
— Один буду драться… — тихо сказал он. — Достану пистолет, сто фрицев застрелю.
— Без Коли и мы не пойдем в отряд, — твердо заявила Нина.
— Вы не знаете его, — ломающимся баском сказал Толя Лукин. — Коля — настоящий парень.
— Он организовал нашу группу, — сказала Нина. — И название придумал: «Народные мстители».
— Мы хотели его командиром выбрать, — прибавил Толя, — да он сам отказался. Не стоит, говорит, вы старше. Мы выбрали Нину…
«Группа» влилась в партизанский отряд Ковалева в полном составе.
Заморосил мелкий дождь. Капли не сразу падали на землю. Они накапливались на листьях деревьев, потом целыми пригоршнями выплескивались на голову. Коля Гаврилов лежал за толстой осиной. Кора на дереве потемнела от воды. Рядом за березой укрылся Булочка. А еще дальше — Никандров и Нина Хрусталева. У Булочки и Виктора — автоматы и гранаты есть. А у Коли и Нины ничего нет. Это их первое боевое задание. В партизанском отряде такой закон: каждый добывает себе оружие сам. Толя Лукин обзавелся немецким карабином. Он уже участвовал в двух операциях.