Орлята(Рассказы о пионерах-героях)
Шрифт:
«Девять патронов в пистолете, — думал Коля. — Можно было девять фашистов убить. Мало. Нужно пятьдесят. Сто. Тысячу! Девять мало».
— Могла бы тысячу убить, — сказал Коля. — А она сама погибла. Чего ты, Яков, не остановил ее?
Булочка снял с круглой головы серую выгоревшую кепку, вытер подкладкой потный лоб. Щеки у Якова красные, шея тоже. Зато брови и ресницы белые. Не пристает к Булочке черный загар.
— Знал бы, где падать, Гаврик, завсегда соломки постелил бы, — сказал Булочка. — У нее на носу не было написано, что к немцам в гости собралась… Что об этом толковать?
— Я за свою бабушку сто гадов положу, — сказал Коля. — А может, и больше.
Немцы все не ехали. Коля вытащил из кармана школьную смятую тетрадку и карандаш. Булочка удивленно посмотрел на него.
— Стихи будешь сочинять?
— Заметку… В стенгазету. Про Нину, — Коля долго думал, глядя на вершины деревьев. Небо над лесом было синее. Белые облака медленно проплывали над соснами и елями. Из гущи леса вынырнула черноглазая сорока и уселась неподалеку на голую маковку молодой елки. Маковка согнулась, и сорока, топорща крылья, стала раскачиваться.
— Сам когда-то баловался, — сказал Яков. — Стишки сочинял… Хлесткие такие получались… Послушай-ка! У соседа у Фомы мыши съели полкопны. А другой сосед Петра — за обедом съел хоря…
— Ну и дурак, — сказал Коля.
— Кто? — нахмурился Булочка.
— Сосед, — сказал Коля, — нашел кого есть…
Лукин не выдержал и засмеялся. Булочка строго поглядел на него и сказал:
— Разговорчики! Вы где, у тещи на блинах?
В этот раз партизанам пришлось ни с чем вернуться в отряд. Каратели в сумерках так и не решились выехать за околицу. Утром их перехватили на большаке. Положили всех. Оружие забрали, а мотоциклы свалили в кучу и подожгли. Черный дым поднялся над деревьями. Горели бензин и масло. Горело железо.
В этой схватке на лесной дороге Коля убил двух мотоциклистов. «За Нину, за бабушку!» — шептал он, строча из автомата.
Вернулся с товарищами с боевого очередного задания Булочка. На себя не похож: хромает, на лице серая пыль, от висков по щекам и подбородку спускаются коричневые бороздки. Это пот прошиб Якова. Нелегкое сегодня им выпало дело. Напали врасплох на небольшой немецкий гарнизон и взорвали склад с боеприпасами. Когда немцы пришли в себя, организовали погоню. Булочка и его товарищи еле ноги уволокли. Километров пять по лесу гнались за ними немцы.
— Теперь жди в гости карателей, — сказал Ковалев. — Нужно менять место.
— Уже летит, — кивнул на небо Булочка.
— Воздух! — сказал Ковалев.
Коля схватил железный шкворень и ударил по каске, висевшей на суку. По лесу прокатился глухой звук. Тотчас откликнулось эхо. Партизаны укрылись за деревьями. Немецкий разведчик низко прошел над поляной. Блеснули черные с желтым кресты. Самолет, накренив крыло, скрылся за вершинами сосен.
— Пальнуть бы ему из автомата в пузо, — негромко сказал Коля. — Живо сковырнулся бы.
— Пальни, — подзадорил Булочка.
Коля посмотрел на командира и ничего не сказал. Ковалев стоял, привалившись плечом к сосне, и о чем-то думал.
— Нечего судьбу пытать, — сказал он. — Будем перебазироваться в Лошанские горы.
Командир медлить не любил. Партизаны в десять минут собрали свои немудреные пожитки. Отряд Ковалева был небольшой. Всего восемнадцать человек. Коле досталось нести котел, в котором Аглая варила кулеши. Партизаны гуськом двинулись через лес, вдоль болота, и вовремя. Дозорный сообщил, что рота карателей, вооруженная ручными пулеметами и минометом, с собаками пробирается по направлению к лагерю. Шоссе блокировали бронетранспортеры. Немцы на этот раз решили во что бы то ни стало рассчитаться с партизанами.
Впереди Коли вышагивал Василь. Он был нагружен, как верблюд. На плечах покачивался огромный тюк. Сверху к тюку был привязан маленький медный самовар. Этот самовар прошел с партизанами сотни километров. Его берегли. Он напоминал о родном доме, мирной жизни. Когда возвращались с боевого задания, Аглая вздувала самовар и поила усталых людей кипятком, заваренным какой-то пахучей травой.
Мягкий мох под ногами пружинил. Березы и осины стояли во мху тихие, настороженные. С болота доносились крики птиц. Трясина будто живая, дышала, кряхтела, зевала. Шли молча, без привалов. Котел, который сначала показался легким, с каждым километром становился тяжелее. Коля ворочал лопатками, подбрасывал его выше, но ничто не помогало. Коля даже подумал — не положил ли Булочка шутки ради чего-нибудь в котел? Кусты цеплялись за ноги, колючие еловые ветви так и норовили сунуться в глаза. Автомат тянул шею вниз. Тюк на спине Василя стал крутиться, как патефонная пластинка, а самоваров стало четыре. Коле захотелось бухнуться головой вперед в мох и лежать. Пахнет так, что голова кружится и подташнивает. Деревья запрокинулись, мох заткнул нос, глаза…
— Хмель это болотный, — услышал вдруг Коля. Он открыл глаза и увидел над собой лица партизан. Лица были неясные, расплывчатые.
— Нагрузили парня, — откуда-то издалека донесся басистый голос Василя. — Один котел полпуда потянет.
Коля помотал головой, сморщился и чихнул. Как это случилось? Упал в мох и даже не заметил.
— Давай котел, — сказал Булочка. — Полегче будет.
Коля встал. Голова перестала кружиться.
— Я сам, — упрямо сказал он и, подбросив котел повыше, зашагал за длинным Василем.
Болото с хмелем и пахучим вереском осталось позади. Началась гористая местность. Это и есть Лошанские горы. Могучие здесь росли сосны и ели. Чтобы увидеть макушку, нужно голову запрокинуть. Идти стало легче. В воздухе послышался знакомый гул. Разведчик! Партизаны укрылись в кустах. Самолет пролетел стороной.
Сделали привал. Потом снова шли. Долго. Часа три. И наконец в гуще глухого соснового бора Ковалев остановился, потер ладонью лоб и сказал:
— Тут будет лагерь.
От Старополья до Рудницы три километра. Если забраться на старопольскую часовню, то в бинокль можно разглядеть глиняные горшки, надетые на жерди забора. Василь, Булочка и Коля Гаврилов выяснили, что в Старополье стоит полицейский отряд, тот самый, который преследовал их. А что делается в Руднице, они не знали. А приказ командира — разведать обстановку в близлежащих деревнях. Готовилась очередная операция.
— Кто ее знает… Как там в Руднице? — сказал Булочка. Он был в группе за старшего.