Орлята(Рассказы о пионерах-героях)
Шрифт:
— Сейчас будут, — взглянула на ручные часы Клава. — Лодка готова?
Шурик кивнул и принялся половчее прилаживать на плечах вещевой мешок. Проверил недавно смазанный автомат и, взяв из связки гранат одну, сунул ее за пояс. Он с трудом удержался, чтобы не взглянуть при этом на Клаву, и не признался бы даже самому себе, что боялся вновь увидеть в ее глазах то, о чем не хотелось думать.
Зашуршало сухое сено, и в двери, на лестнице, показалась голова Коли Михайлова. Он надсадно закашлялся и простуженно гукнул:
— Черт! Труха в горло залетела!..
— Привел? — обернулась к нему Клава.
— Во дворе ждут.
— Никто не видел?
— Задами шли, по огородам… Может, дождь переждем? Хлещет как из ведра!
— Хорошо, что хлещет! — вмешался в разговор Шурик. —
— Это точно! — согласился Коля. — Я ведь почему: Розу жалко… Зуб на зуб у девчонки не попадает!
— Это не от холода… — покачала головой Клава. — Плачет?
— Молчит… Слова не выдавишь.
— Отца ее вчера расстреляли, — Клава крепко потерла ладонью лоб, словно разгоняя набежавшие морщинки, и коротко приказала: — Пошли!
Когда Шурик вышел во двор, он увидел прижавшихся к стене сарая двух переодетых красноармейцев и закутанную в платок хрупкую девушку. Сквозь частую сетку дождя тускло светил подвешенный под стрехой сарая фонарь, и в его колеблющемся свете Шурик увидел ее бледное лицо и чернильные лужицы глаз.
— Что стоите? — негромко спросил Шурик.
— Сигнала ждем… — ответил один из красноармейцев.
Послышался тихий свист. Это сигналил с огородов Коля.
— Давайте! — махнул рукой Шурик.
Фигуры красноармейцев отделились от стены, и спины их, мелькнув в неверном свете фонаря, исчезли в темноте. Роза качнулась вслед за ними и остановилась.
— Иди, Роза! — легонько подтолкнул ее Шурик. — Иди, не бойся!.. — Девушка кивнула ему; глаза ее на мгновение блеснули и вновь погасли, прикрытые длинными ресницами. Держась рукой за стену, она медленно пошла вслед за красноармейцами.
Шурик надел через голову ремень автомата, поправил плечом вещевой мешок и пошел к калитке. Проходя мимо крыльца дома, он остановился и поглядел на темные окна. И в ту же минуту чьи-то теплые дрожащие руки обвили его шею и мокрое от слез лицо прижалось к его лицу.
— Мама… — прошептал Шурик, с трудом глотнул воздух и, оторвав от себя руки матери, нырнул в калитку.
На реке стоял неумолчный шум дождя и было так темно, что с трудом различалась спущенная на воду лодка. На корме сидел Коля и, схватившись за корягу, удерживал лодку у берега. На днище лодки скорчились красноармейцы, на носу — свернулась калачиком Роза.
— Ну, Шурик… Пора! — Клава притянула его за плечи, и Шурик совсем близко увидел ее глаза и в них все то же выражение безмерной тревоги и суровой требовательности. Он слизнул с губ крупные капли дождя и шагнул в лодку. Коля вставил в гнезда обмотанные промасленной тряпкой уключины и осторожно опустил весла. Лодка бесшумно скользнула по воде и растаяла в ночном мраке.
Шурик до боли в глазах вглядывался в темноту, стараясь угадать в бесформенных очертаниях противоположного берега выбранное для высадки место. Все так же ровно шумел дождь, и казалось, что лодка движется в зыбких зарослях каких-то неведомых растений. Но вот за пеленой дождя смутно зачернела высокая стена школы, и нос лодки мягко ткнулся в обрывистый берег.
— Приехали! — прошептал Коля, поднимая весла.
Первым полез наверх Шурик. Ноги его скользили и разъезжались, сапоги сразу стали пудовыми от налипшей глины. Цепляясь за ветки кустарников, он выбрался на обрыв и огляделся. Ни одного огонька не светилось вокруг, не слышно было ни одного звука, кроме мерного шума дождя.
— Давай по одному! — негромко скомандовал Шурик. — Розе помогите!
Он протянул руку; один из красноармейцев приподнял девушку, и Шурик легко вытянул ее наверх, такую тоненькую и хрупкую, что почувствовал себя рядом с ней очень большим и сильным. Шурик обнял ее за худенькие плечи и ободряюще улыбнулся, заглянув ей в лицо. И опять увидел, как замерцали и погасли прикрытые ресницами чернильные зрачки. Красноармейцы, тяжело дыша, уже стояли рядом.
— Счастливо добраться! — донесся снизу приглушенный голос Николая и чуть слышно плеснула вода под веслом. Четыре человека шагнули в ночь. Дождь смыл их следы на глинистом берегу и, словно радуясь заслуженному отдыху, стал затихать. Когда забрезжил серый рассвет, четверо уже входили в лес…
Шурик помнил этот лес весь пронизанный солнцем, наполненный птичьим щебетом и веселыми голосами грибников. С полным лукошком крепеньких боровиков выходил он на опушку и валился навзничь в густую душистую траву. Солнечные лучи с трудом пробивались сквозь тяжелые разлапистые ветви и пятнали траву теплыми бликами. Пахло нагретой хвоей, гудел над ухом шмель, и удивительно вкусной казалась захваченная из дому горбушка хлеба с солью.
Теперь лес стоял поредевший, поникший, засыпанный прелыми листьями. Хлюпал под ногами разбухший от дождей мох. Враждебная тишина пряталась под тяжелыми лапами елей, в залитых водой оврагах, в наезженных просеках, покрытых пружинящим слоем рыжих сосновых иголок. Тишина заставляла прислушиваться, пригибаться на открытых местах, сворачивать с прямой дороги. Она была обманчивой и могла в любую минуту взорваться хриплым лаем собак, криками команды, автоматной очередью. Шурик вел группу по ночам. Днем отсиживались в глухой чащобе и на болотах. Разжигать костер было опасно, и, пытаясь согреться, они сидели, тесно прижавшись друг к другу. Промокшая одежда давила на плечи, и Шурику, до зуда в спине, хотелось сбросить прилипшую к телу рубашку и, кинувшись в угарное тепло бани, до изнеможения нахлестаться жестким пахучим веником.
За все время пути Роза не сказала ни одного слова. Днем сидела, уткнувшись в поднятый воротник пальто, и глядела перед собой широко раскрытыми безучастными глазами. Ночью, спотыкаясь, шла следом за Шуриком, и он, слыша ее прерывистое дыхание, соразмерял с ним свои шаги. Несколько раз, на дневных привалах, Шурик пытался вовлечь ее в разговор, но девушка на все вопросы молча кивала или отрицательно качала головой и опять уходила в себя. Шурик знал, что при ней истязали отца, добиваясь от него выдачи раненых красноармейцев и командиров, которых он выхаживал в одном из подвалов. Старый врач, выплевывая кровь и выбитые зубы, молчал, отворачиваясь от дочери. Он не хотел, чтобы она видела его слезы. Потом потерявшего сознание доктора швырнули в грузовик и увезли за город, а Розе приказали явиться с вещами в комендатуру. Вот тогда-то и спрятала ее Клава сначала у себя дома, а потом переправила в деревню Ногино.
До линии фронта остался один переход. Они сидели на последнем привале.
Шурик сочувственно взглянул на девушку. Она ответила ему печальной улыбкой тяжело больного или чем-то глубоко потрясенного человека. От этой улыбки у Шурика сжалось сердце. Он отвернулся и принялся ожесточенно кромсать ножом банку мясных консервов. Банка была единственной. Клава выменяла ее на базаре у какого-то запасливого полицая и вручила Шурику в качестве «НЗ». Шурик решил теперь пожертвовать неприкосновенным запасом, чтобы хоть немного подкрепить своих обессиленных спутников. Фронт был близок. Становилось все труднее избегать встречи с вражеским охранением: лесные дороги были забиты автомашинами и повозками. С наступлением темноты передний край освещался ракетами, виднелись линии трассирующих пуль. Слышны были грохот орудий, тявканье минометов. Когда консервы были съедены, Шурик приказал всем спать. Нужно было беречь силы для последнего броска. Красноармейцы привалились к куче сушняка и послушно закрыли глаза. Шурик не однажды спрашивал себя, почему так беспрекословно повинуются ему два этих заросших колючей щетиной, измученных голодом человека. Наверно, потому, что он для них не просто паренек, знающий дорогу к фронту, а представитель советской, пусть подпольной, но советской организации! Это Советская власть доверила ему людей, оружие и секретный пакет. Шурик тронул рукой то место на груди, где был спрятан пакет, и вздрогнул от сдавленного крика Розы. Широко раскрытыми глазами, в которых застыл ужас, девушка смотрела в чащу леса. Шурик повернул голову по направлению ее взгляда и увидел среди деревьев серо-зеленый силуэт фашистского солдата. Несколько секунд они смотрели друг на друга, не решаясь пошевелиться. Потом, почти одновременно, вскинули автоматы. Две короткие очереди слились в одну. С шорохом упали срезанные пулями ветки. Лежа за сломанной березой, Шурик увидел, как метнулся в сторону и скрылся за деревьями фашист. Красноармейцы вскочили и растерянно оглядывались по сторонам.