Оружие для Слепого
Шрифт:
«Так кто же он все-таки? Холостой Николай или женатый Игорь? Должно же существовать объяснение нелепице, и наверняка объяснение это найдется в квартире Меньшова. Если хорошенько там покопаться, отыщется и паспорт, который я видела в первый раз, и еще какие-нибудь документы… Завтра я обязательно наведаюсь в его квартиру», – решила Катя, и ее рука скользнула в карман передника, куда она переложила найденные в прихожей ключи.
Куртку Николая, взятую в больнице, она спрятала в свою сумку, чтобы мать не задавала лишних вопросов.
Катя освободилась
Сначала беспокоилась, а затем свыклась, ведь ничего плохого не случалось. Приходила утром трезвая, чистая. А тут еще и не вечер. Да мало ли какие, дела у взрослой дочери!
Человек, задумав что-нибудь нехорошее или постыдное, всегда придумывает себе оправдания. Вот и Катя по дороге пыталась убедить себя, что на квартиру Меньшова ей надо наведаться затем, чтобы найти нужную ему одежду, выключить холодильник, полить цветы, хотя растений-то у Николая было – два кактуса на кухне, которые требовали поливки всего пару раз в месяц. Но основным двигателем, естественно, было любопытство.
Она совсем мало знала о Николае, хоть и не могла припомнить, сколько раз успела с ним переспать. А теперь выяснялось, что, возможно, он совсем не Николай, а Игорь, да к тому же женат и имеет сына. Сколько раз она поднималась по лестнице в эту квартиру и не испытывала волнения! Теперь же ей казалось, что непременно одна из дверей откроется и такая же любопытная, как и она сама, соседка спросит:
– Вы к кому, женщина?
– К Меньшову, – скажет Катя.
– Так его нет дома, его «Скорая» забрала. Небось, украсть чего-нибудь хотите?
Она разволновалась не на шутку, казалось, будто из-за каждой двери за ней наблюдают. Ключи готовы были выскочить из моментально вспотевшей ладони. Но ни одна дверь так и не открылась, никому и дела не было до того, что женщина, нежившая в подъезде, поднимается по лестнице. Стараясь не греметь ключами, Катя открыла замок и юркнула за дверь. Даже не включая свет, задвинула щеколды и лишь после этого огляделась.
Странное чувство у нее вызвала скомканная, в засохших пятнах простыня на разложенном диване. Ее хотелось как можно скорее убрать с глаз долой, но в то же время неприятно было притрагиваться. Брезгливо, одной рукой Катя скомкала простыню и, приподняв коленом край дивана, засунула ее в ящик для белья.
Квартиру она знала хорошо. Да и немудрено: однокомнатная, ее за пару часов выучишь, сидя на диване.
«Так кто же он все-таки такой? Чем занимается?»
Ей случалось задавать такие вопросы Николаю, но тот всегда уходил от ответа, сводил все к шутке или молчал. А однажды, когда она уж очень сильно его достала, прикрикнул:
– Заткнись, не твое дело. Будешь совать нос, расстанемся.
Больше таких вопросов Катя ему не задавала, хоть любопытство и мучило ее. И вот теперь настал ее звездный час: она могла спокойно перерыть хоть всю квартиру и узнать о Николае или Игоре – теперь она уже не знала, как его называть, – много интересного.
Осмотр Катя начала с комода, где люди обычно держат документы, фотографии и прочее, благодаря чему можно составить представление об их личной жизни. Но к ее удивлению в комоде ничего такого не нашлось. Старые газеты с подчеркнутыми телефонами в объявлениях, пара зачитанных книжек. Ни фотографий, ни дипломов об окончании учебных заведений, ни даже счетов за квартиру – как будто человек только-только сюда вселился и не успел перевезти самое ценное и дорогое для него.
В нижнем ящике комода оказалось лишь грязное белье.
«Да что ж это такое?» – недоумевала Катя, и вновь ее начала мучить совесть: ведь по дороге сюда она уверяла себя, что едет полить цветы. Задвинув ящик, она направилась на кухню.
Два кактуса в керамических горшках выглядели ужасно, словно огурцы, полежавшие с месяц на солнечном подоконнике. Но она знала, что кактусы – растения неприхотливые, достаточно влить воду, и к вечеру они нальются соками, а потом опять месяц можно их не поливать.
И пусть земля растрескается, пусть она превратится в пыль, кактусам это не страшно.
С чувством исполненного долга Катя вновь принялась за поиски. Она словно бы искупила свою вину и теперь надеялась на удачу. И в самом деле ей повезло.
На дне платяного шкафа под выцветшим пледом стояло что-то бесформенное. Она отбросила плед в сторону и увидела объемистую дорожную сумку, не новую, даже слегка потертую, но добротную, из хорошей кожи.
«Дорогая… Долларов двести стоит», – тут же на взгляд определила Катя.
Ей, как и каждому стесненному в средствах человеку, хотелось иметь такие же хорошие вещи, не отказалась бы она и от такой сумки, хотя ехать никуда в ближайшее время не собиралась. Сумка оказалась тяжелой, почти неподъемной, словно была доверху набита книгами. Катя подтащила ее по полу к дивану, села и заглянула для начала в боковой карманчик. Тот оказался пуст, там лежал лишь порванный надвое старый проездной билет на метро. Она даже не поленилась посмотреть на год, ведь в шею ее никто не подгонял, спешить было некуда. Билет оказался двухлетней давности. Катя расстегнула молнию.
То, что лежало сверху, не могло много весить, самое тяжелое явно находилось на дне. Катя выгребла рубашки, чистое белье, бритвенные принадлежности, носки, еще не распакованные, солнечные очки в футляре.
«Он собирался уехать», – рассуждала Катя, по одной доставая из сумки вещи.
Вещей в сумке оставалось все меньше, а понять, что же так много весит, ей так и не удавалось. Вскоре она извлекла на свет несколько упаковок скрученных в колечко рояльных струн. О музыкальных пристрастиях Николая ей ничего не было известно, да и инструментов в доме не водилось.
«А может, он настройщик?» – пришла в голову абсолютно нелепая мысль.
И вот на самом дне объемной сумки, под аккуратно расстеленным полотенцем показались две обувные коробки, перемотанные скотчем. Коробки были длинные, из-под женских сапог.
«Женские сапоги? Зачем они ему?»
Тут же вспомнился штамп в паспорте, где говорилось, что ее друг женат и у него есть сын.
«Ерунда какая-то! Может, его семья не в Москве?»
Она взялась за верхнюю коробку. Глухой звук явственно свидетельствовал о том, что внутри что-то железное.