Оружие смерти
Шрифт:
Пока они ехали к борному руднику, ни он, ни она не проронили ни слова. Она поднесла камеру к глазу и стала снимать проносившуюся за окном пустыню. Его глаза не отрывались от дороги, прорезавшей многовековые залежи песка и пыли. В поле зрения попала сетка изгороди; а потом они уже проехали ворота и спускались по длинному серпантину, прорезанному вдоль склонов котлована.
Спускаясь по спирали вниз, они то попадали в тень, то под палящие лучи.
Дно котлована. Брошенная техника. Все это падало сквозь линзы объектива
Чистая площадка ближе к центру, с прекрасным видом на дорогу, ведущую к воротам, — там, на поверхности. Он остановил грузовик и заглушил двигатель. Мотор зачихал и, тяжело вздохнув, наконец-таки смолк. Тени таяли по мере того, как поднималось солнце.
Они ждали в кабине грузовика, чувствуя, как средиземноморская прохлада превращается в палящий зной. Медленная трансформация пустыни, молчание камней и песка, не нарушаемые их голосами. Они ждали молча. Его руки покоились на рулевом колесе. Ее лицо было скрыто видеокамерой. Словно бы они в прошедшую ночь причастились перед смертью и соприкоснувшаяся плоть передала некое Послание, а потом их тела отстранились, отпали друг от друга.
Неизмеримые расстояния застыли в звуке их дыхания, и все «прощай» мира медленно засыхали на ее коже.
Даже собственный голос сейчас безмолвствовал внутри нее: крохотный, серый, испещренный фосфорическими точками мирок в конце-концов поглотил куда более обширный. Камера съела реальность и превратила эту женщину в простого наблюдателя, в приложение, связанное с жизнью лишь пластиковым, черным козырьком на резинке, прикрывавшим сейчас ее глаза… в оператора, снимающего за секунду до собственной боли.
Они передавали друг другу пластиковую крышку термоса, служившую им чашкой, потягивая чуть теплую воду.
Сделав глоток, она увидела, как он поворачивает голову. Подняв камеру, она отследила это движение и через видоискатель увидела облако пыли, поднимающееся вблизи ворот, ведущих к руднику.
Солнечный свет отражался от источника пыли, проехавшего через эти ворота. Сияющая точка становилась все крупнее, и вскоре уже можно было разобрать, что это несущийся по дороге к котловану джип.
Она направила на приближающийся автомобиль камеру и увидела в его кабине одного водителя.
Ну, вот он и здесь.
Конец ожиданию. Время может начинать новый отчет.
Джип спускался на дно котлована, кружа по узенькому серпантину дороги, и все время прекрасно высвечивался, потому что солнце сейчас уже было прямо над головой, столь яркое, что даже отбрасывало огненные отблески на все, что видел сейчас глаз.
Джип достиг конца дорожной спирали и поехал по дну котлована, но вдруг остановился, так и не приблизившись к ним. Водитель не стал глушить двигатель. Рокот мотора все еще был слышен. Даже когда водитель вышел из джипа и встал рядом, выжидая.
Марево, поднимавшееся с запыленного капота, размывало очертания его фигуры. Дрожание фосфорических точек, солнечный зайчик, отразившийся от его зеркальных очков, ножом упал на ее глаза.
«Что-то здесь не так. Что-то произошло не так, как мы запланировали». Еще одра фигура появилась в сером мире камеры — сиденье с нею опустело. Он медленно пошел к джипу и водителю. Она выскользнула из кабины грузовика и пошла вслед за ним, ловя в кадр пространство между машинами.
— Держи, Леггер. — Водитель джипа протянул руку с открытой ладонью. — Стой там, я не хочу, чтобы ты подходил ближе.
Они образовали линию с тремя точками — двое мужчин смотрели друг на друга с расстояния в несколько ярдов, а она находилась на таком же удалении от них, но только с камерой в руках. Сердце ее сжалось от дурного предчувствия. Тишина в пустыне над ними. Солнце — огненная панель, протянувшаяся с одного края котлована на другой.
— Ты не принес, — голос был лишен каких бы то ни было эмоций.
— Верно, — водитель развел руками. — Я наколол тебя, Леггер. Он заплатил мне куда большую цену, нежели ты… Свежатинка как раз мне подходит, а не то дерьмо и рухлядь, что тырит Фронт.
Она перевела камеру на лицо человека, стоявшего у джипа. Зеркальные очки сверкали на солнце, но очертания лица под ними все равно можно было разглядеть — узкое, но без высоких скул, как у того, что стоял напротив. По лбу бежала струйка пота.
— Я этого ожидал, — невероятная усталость скрывалась за ровным тоном его речи. — Ты ведь никогда по-настоящему не был на моей стороне.
Водитель в ответ лишь пожал плечами да утер рукою пот со лба.
— Да… ну, в общем, вот такие вот дела. — Он посмотрел куда-то вверх. — Вот и все. Мы ведь всегда разными делами занимались.
Серебряные линзы снова блеснули.
— Ты живешь ради Смерти, Леггер, а для меня она, напротив, — лишь средство существования.
Рука, державшая камеру, задрожала. Она почувствовала, как воздух с шумом вновь вошел в ее легкие и в ушах застучала кровь.
«Может, все на этом и кончится. Надо же — нестыковка придется нам разрабатывать другой план. И может, все завершится куда страшнее».
Но тот миг, та конфронтация уже были вне досягаемости их зрения, неумолимо приближаясь к ним дюйм за дюймом.
— Может, так оно и есть. — Никакого гнева, никакого чувства, что тебя предали.
Ну так почему тебе не вернуться и не заняться своим делами. А? — Я просто хотел, чтобы ты знал… — водитель подошел к дверце джипа, — о том, что произошло. — Хорошо. Ты это сделал… а теперь можешь идти…
Тип в зеркальных очках сел за руль.
— Тебе тоже пора сматываться, Леггер… Я ведь сказал ему, что ты будешь здесь. Это было частью нашей сделки.
Молчание, всего лишь миг, за который сердце успело сделать один удар.