Оружие смерти
Шрифт:
— Устала? — Он повернул голову и посмотрел на нее. Его собственные глаза покраснели от блеска солнца и долгого созерцания раскаленного асфальта.
Она кивнула. Рука ее по-прежнему была напряжена, а палец нажимал на кнопку «запись». И ей было уже плевать на то, какой сумасшедший план салона кабины грузовика или проносящейся за окном пустыни сейчас снимала лежавшая на ее коленях камера.
— Ложись спать. Выключай ее и ложись спать. Его голос. Не стоит и говорить, насколько он изменился с самого начала. Но и она изменилась вместе с ним в параллельной прогрессии. «Ведь ничего не случится до тех пор, пока мы
Вакуум, комок в горле. Потеря. Утрата. Если ей удастся уснуть, то в этот раз она будет отрезана от всей этой плоской агонии. Время на его стороне. «Мы въехали, вступили в новый жесткий и жестокий на ощупь мир. Я потеряла это человеческое заблуждение — думать о том, что мы будем жить вечно».
Она открыла глаза и увидела, как он ведет машину, а мимо проносится пустыня. Она осторожно положила свою голову ему на плечо. Как же он похудел. Кость была так близка к поверхности. Под кожей текла кровь. Все еще живой в данное время. В зеркале она увидела свое собственное лицо. Глаза изучали выжидательное выражение плоти. Она наклонила лежавшую на коленях камеру, чтобы на какую-то секунду поймать отраженный образ, затем вновь закрыла глаза, погружаясь в дремоту, и отпустила палец с кнопки «запись». Отрезок времени, удаленный из мира и помещенный в закупоренную тьму.
Наступила ночь, когда она проснулась и инстинктивно, после столь долгой паузы, вновь подняла камеру и нажала на кнопку. Звезды, увиденные через ветровое стекло и электронику камеры, были неподвижными на видоискателе. Грузовик остановился. Они приехали. Сидение у руля было пустым, а дверь со стороны водителя открыта. Она распахнула свою дверцу и высунулась из кабины грузовика.
Холмы на той стороне автострады — черные силуэты на фоне ночного неба — проскользнули в! фосфорическом мире, потом пошла прямая линия! асфальта, исчезающая за горизонтом, затем низенькие домишки да мертвая неоновая вывеска «Мотель «Островок в пустыне».
Завершив панорамную съемку, она наконец увидела его за металлическими столбами, поддерживающими изображенную на вывеске ныряльщицу. Он стоял у дверей ближайшей постройки: рука и часть лица подсвечены его же собственным фонариком. В наушниках, подключенных к камере, она услышала слабый металлический щелчок, после чего дверь распахнулась настежь. Он повернулся и махнул ей рукой. Когда она подошла вместе с камерой поближе, то увидела, что это офис мотеля. Она сняла его и длинный конус света, падающий внутрь здания.
— Мы можем в эту ночь поспать здесь, — промолвил он, — а утром перегоним грузовик к яме.
— Хорошо, — она услышала в наушниках свой собственный голос с секундной задержкой, так как уже началась запись. Она не спеша прошлась по темному помещению, пока он опять ходил к грузовику. Достаточное количество света от звезд и ночной луны, просачивавшегося сюда, падало на серебристые контуры стульев, конторку и дверь за ней. Ничего, кроме пустоты. Как и во всех остальных комнатах мотеля.
Она знала, что по крайней мере в этой придорожной гостинице не будет проблем со свободной комнатой.
Он вернулся, держа в руках пару бумажных пакетов со свежей сменой белья и едой. Она прошла вслед за ним мимо конторки, в ту комнату, что была за нею. Пакеты были брошены на пол, а фонарик вертикально поставлен между ними так, что луч его расплылся овалом на потолке, наполняя комнату рассеянным сиянием.
Зеркало, покрытое толстым слоем пыли, но тем не менее целое, висело на стене рядом с дверью.
Она сняла с плеча сумку с блоком питания камеры и положила этот тяжелый предмет на стоявший у зеркала туалетный столик, а потом сняла это сверху, целя объективом в зеркало. Она настроила видоискатель так, чтобы в кадре была видна как можно большая часть комнаты, отразившейся в зеркале.
Сухие сандвичи и вода из термоса.
Они сидели на кровати, молча и не спеша прожевывали пищу; единственным звуком было… тихое гудение двигавшейся внутри камеры пленки. Запив последний сухарь, он уронил бумажный стаканчик на пол и лег на кровать. И зеркало отразило то, как он посмотрел на нее.
— Почему ты ее не выключишь? — Его рука потянулась к камере. — Ведь Фронт все равно всю эту ерунду повырежет.
Она пожала плечами, повертев в руках корку, которую ей вовсе не хотелось есть.
— Не знаю.
Но на самом деле она знала.
Бесконечная съемка — ни что иное, как единственно возможная для нее сдерживающая акция против того, что неумолимо затягивает его в такие глубины Судьбы, куда она уже просто не сможет за ним последовать. Когда его уже не будет на свете, останутся видеозаписи, и это будет плохо, совсем плохо, это будет лишь причинять ей боль, и такая рана уже никогда не заживет; она просто дура…
«Но ведь я больше ничего не могу сделать, тай пусть камера снимает… Пусть все мы будем гореть в геенне огненной».
— Ты не должна быть столь от меня зависимой.
Он знал. Он уже и так был очень далеко и лишен очень многого, а главное, той нормальной слепоты, что позволила бы ему стать с нею одним целым. И на какие же расстояния будут телеграфироваться их последние «прощай», прежде чем последняя связь между ними порвется и уйдет в небытие?
— Я даже и не пытаюсь… по крайней мере, больше это не повторится, — и это уже тогда, когда рука его оказалась под ее курткой, затем под рубашкой, и кожа его пальцев коснулась ее кожи, холодной или еще теплой? Она позволила ему привлечь себя… упала на кровать. Она знала, что это у них будет в последний раз. Прядь ее волос упала ему на лицо, она склонилась над ним. Руки двигались, затем замерли. В этих исполненных отчаяния движениях уже не осталось никакого изящества. Ее взгляд случайно упал на зеркало и отразившийся в нем объектив камеры. Она отстранилась от него и встала. Босые ноги ощущали зернистый песок на ковре.
— Я не хотела к тебе привязываться. — Она взяла камеру, лежавшую на туалетном столике. — Просто я не знала, смогу ли жить, если тебя потеряю.
Тени падали на его глаза, когда он посмотрел на нее.
— Такова жизнь. Не что иное, как продолжительный процесс потери всего того, без чего ты уже никак не сможешь…
Она кивнула. Волосы упали ей на плечо, образовав завиток на груди. Рука разблокировала кнопку «запись», и остаток ночи погрузился во мрак небытия.
А потом опять свет, и снова они были в пути. Сквозь ветровое стекло грузовика просматривался проселок, что уводил их в сторону от шоссе. Безжалостное утреннее солнце пробивалось сквозь клубившуюся за ними пыль.