Оружие Возмездия
Шрифт:
Мальчишки военную технику любят. Любовью искренней и несколько разрушительной — ну, свойственной нежному своему возрасту. Вот, скажем, иду я ночью по делам. Прохожу мимо парка. А за бетонным забором ревут дизеля, и снопы света разрывают темноту. Кто-то там носится между боксов на колесных машинах. Покатушки там.
Это заступил в наряд героический ВОХ, взвод обслуживания и хранения. Напоил мертвецки своего прапорщика. Расселся по грузовикам — пара техничек у них, самосвал, что-то еще.
И играет в догонялки.
ГЛАВА 5.
Теперь,
Нас ждут стрельбы и хозяйственные работы, выезд на командно-штабные учения, безумные армейские ритуалы, гонки по пересеченной местности, встреча с Кинг-Конгом, общение с генералами, "стодневка" и так далее, вплоть до "дембельского аккорда", увольнения в запас и чисто мужского кошмарного сна "снова в армию забрали". Некоторые главы будут тематическими, но и в них армия рассматривается сквозь призму Бригады Большой Мощности.
А сейчас отвлечемся на несколько глав и узнаем кое-что о самом авторе и извилистом армейском пути, который привел его в ББМ.
КЛЮЧ — НА "СТАРТ"
Прибыл я в армию красиво. Везли меня прямо как жениха какого: одного в целом автобусе, да еще при капитане-сопровождающем.
— Что бы это значило? — спросили капитана на сборном пункте.
— Да вот, студенты, роскошные парни, служить не хотят, — процедил капитан сквозь зубы.
— Повестки надо вовремя присылать, — буркнул я.
— Умный какой, — сказал капитан.
И на всякий случай крепко взял меня за локоть.
До конца осеннего призыва 1987 года оставалась неделя.
"Угрешка" — слово, хорошо знакомое большинству мужчин-москвичей. Это сборный пункт на Угрешской улице. Сумрачное место, совершенно не приспособленное для жизни. Если призывник засиживался "на угрешке" день-другой в ожидании своей партии, его отправляли домой, а потом вызывали снова.
Армия для москвича начиналась "на угрешке", и там же начинались неуставные отношения. Первое, что я услышал от моих товарищей по партии — как здешние солдаты пытались заставить одного призывника мыть туалеты. Парень был не из тех, кто посылает в ответ, и уже взялся за швабру, но тут прибежали наши. Надо сказать, солдаты рисковали. Столичная прописка лишала нас права служить в Москве. И за предложение вымыть туалет в этом благословенном городе, который был для нас закрыт, что называется, "по праву рождения", непуганые призывники могли крепко вломить товарищам военнослужащим.
Указание "убрать москвичей из города" прозвучало еще весной. Исполняли его так рьяно, что загремел на кудыкину гору даже мой приятель-журналист, проходивший срочную
Случались и исключения, где за взятку, где по наплевательству, где по особому распоряжению. Один мой одноклассник как сидел на узле связи в подмосковных Мытищах, так на нем и остался. И не тронули, понятное дело, "мосфильмовский" кавалерийский полк, базирующийся в Голицыно: там служили дети работников киноиндустрии.
В общем, "на угрешке" собрались заметно озлобленые ребята. И одинаковые. Из Москвы тогда было модно призываться одетым в заношенные джинсы, телогрейку и дурацкую вязаную шапочку с помпоном. Плюс старый брезентовый рюкзак. Столичный шик, так сказать.
Было очень муторно ждать. Призывники надрывно шутили, подбадривая друг друга. Я сидел на жестком топчане и пытался не думать, куда меня отсюда занесет нелегкая. По идее, я не должен был уехать совсем далеко. Один мой университетский одногруппник угодил аж на мыс Шмидта — практически край Земли, — и куковал там в обнимку с какой-то страшной ракетой. Другого угораздило мало, что в Монголию, еще и в железнодорожные войска, и теперь он клал шпалы через Гоби и Хинган. Я ни в Монголию, ни на край Земли не собирался. Не потому что был особенный, а из личной вредности. Ну, разозлили. Это случайно вышло. Чтобы все объяснить, придется вкратце изложить предысторию.
Я учился на факультете журналистики МГУ. Международное отделение — тридцать человек на курс, только мужчины, "годные к строевой". По большей части отпрыски дипломатов, журналистов-международников и прочей внешней разведки, слегка разбавленные детьми "творческой интеллигенции", военных и партработников. Чистая анкета, рекомендация от райкома комсомола, два творческих конкурса. Нам твердили, что мы элита и штучный товар, единственные конкуренты МГИМО. А чтобы не задирали носы — вот вам "программа сбивания спеси с международников". То есть 1 сентября, когда все пошли учиться, мы двинули на овощную базу. А через месяц — на "картошку". И так далее. Хотя график занятий у нас был плотнее, чем у других, и экзаменовали "международников" строго.
И все мы, как один, должны были отслужить в армии, иначе — пошел вон, на "общее отделение".
Армия была пропуском в ВУЗ для многих. Дембель имел льготу на поступление, которая перевешивала не только слабые оценки, но иногда и минусы в биографии. Один из моих ближайших друзей по ББМ, связист Генка Шнейдер, мог "откосить" по болезни. Но когда он сдавал экзамены на харьковский истфак, ему прозрачно намекнули, что с такой широченной жидовской мордой не мешало бы сначала Родине послужить, а потом уже в историки лезть. Генка, сын сапожника, плюнул — и призвался.