Оружие Возмездия
Шрифт:
— Нет! Ты просто забыл! Мы с ним дневалили у крайней палатки! Я как раз пришел Вдовина менять, а его уже повязали!
— Точно камикадзе, — мрачно заключил Тхя. — А я все понять не мог, отчего мне кажется, что я ему тогда мало вломил! Ясно мне все теперь, ясненько… Похождения бравого солдата Вдовина во время полевых учений…
— А а у тебя в инфизкульте литературу преподавали? — вдруг спросил Олег.
— Не надо подначек, — заявил Тхя. — Я безо всякой литературы "Швейка" читал, когда ты еще — "Винни-Пуха".
— Я "Винни-Пуха"
— М-да? … Ну, главное, не расстраивайся, — сказал Тхя. — Говорят, у нас в госпитале очень хороший психиатр. Вот приедем в Белую, я Минотавру доложу, что ты впадаешь в детство, и тобой сразу займутся. Минотавр рад будет до полных штанов. Ты же для него что Бермудский треугольник — загадка природы.
— Сразу не займутся, — встрял Зозуля. — Сначала надо с Токаревым, Аксеновым и Кириенко разобраться, а это до следующего приказа пахать.
— И то верно, — согласился Тхя. — Не быть тебе, Олег, первым в очереди. Ты, пожалуй, недостаточно буйный! А что, мужики, как по-вашему, отчего в ББМ столько психов? У ракетчиков сплошные узбеки, у десантников два самоубийства от несчастной любви, а в нашей бригаде целых трое сумасшедших, причем все ярко выраженные?
— Они сначала послужили, а потом уже ярко выразились, — напомнил Зозуля. — Токарев почти до дембеля дотянул прежде, чем начал за людьми с лопатой гоняться. Это Акс с Кирюхой — Олежкиного призыва. И то уже скоро деды…
— Я раньше думал, — сказал Олег, — что если где-то и сходить с ума, так в ББМ. Но потом я увидел прицепную артиллерию и переменил свое мнение. А потом я увидел пехоту… И понял, что мы служим в весьма комфортных для психики условиях. Мне кажется, Вова, если в ББМ много сумасшедших, это только потому, что в ББМ много сумасшедших. Просто так совпало. Их даже больше, чем заметно на первый взгляд. Уж на что я Саню Вдовина люблю…
— А вдруг это заразное? — подумал вслух Тхя.
Наступила пауза. Олег уже хотел сказать, что Вдовина в таком случае руками лучше не трогать, когда Зозуля, исполнявший функции впередсмотрящего, доложил:
— Внимание, Минотавр на горизонте!
— Кончай курить, — распорядился Тхя. — Бычкуй, мужики. Он если унюхает дым — стрелять начнет. А у меня всего две сигареты осталось.
— Да у нас же под башней целый вещмешок.
— Ты что! — взвился Тхя. — Как я при нем туда полезу? Он тут же половину выпросит! За неделю искурит, потом у нас расстреляет все, что к тому времени останется. Он же, гад такой, нарочно курить бросил. Он свои курить бросил! Он вчера у Кузнечика за сорок пять минут четыре "Космоса" сшиб! Кузнечик бедный чуть не плакал.
— Виноват, начальник. — сказал Олег. — Это я не подумавши. На, держи, тут полпачки, и у меня еще есть.
— Спасибо. Так ты не забыл насчет новых дисков? А медленное и методичное давление — это я всегда за. И насчет Вдовина ты прав. Тоже мне, моджахед!
Зозуля
— А нам пятерочку поставили! — радостно провозгласил сверху майор. — Молодцы, всему личному составу объявлю благодарность в приказе. Олег! Где ты там?
— Я!
— Снимаю с тебя один строгий выговор с занесением. Сколько осталось?
— Пять! А замполит вчера трое суток объявил за нетактичное поведение, товарищ майор.
— Ну, это ваши дела, — отмахнулся майор, спускаясь в башню. — Вы с ним то собачитесь, то целуетесь. Ты брал бы пример с Михайлова. Он ему: "Есть, товарищ подполковник!" — и идет спокойно дальше спать. А ты вечно на принцип лезешь… Тхя, а угости-ка сигареточкой! Вот беда — хочу бросить, а не могу… Так ты понял меня, Олег? Тем более, тебе увольняться осенью.
— Так точно, — сказал Олег. — Все будет хорошо, товарищ майор.
Он опять спрятал лицо в воротник, не отводя прищуренных глаз от солнечного блеска в верхнем люке.
— Хорошо… Все будет хорошо, — прошептал он.
Словно говорил это кому-то, видимому лишь ему одному.
ГЛАВА 16.
Первые сутки в армии. Медосмотр. То есть, это называется "медосмотр". Я уже понял, что в Вооруженных Силах СССР многое выглядит совсем не так, как называется. Да и сами Воруженные Силы… Могли бы выглядеть получше.
Казарма. Очередь к столу осмотра. Проводит его похмельный капитан. Методика проста и доведена до автоматизма. Капитан бросает на рекрута короткий взгляд, спрашивает — жалобы есть? И, не слушая ответа, что-то царапает в ведомости. Следующий.
Действительно, какие жалобы, мы ведь признаны годными к строевой. Иначе бы нас тут не стояло. Смысл липового медосмотра — отсеять вопиющий брак, который ловится на глаз. Мало нас, мальчиков 1968 года рождения, служить некому, а военкоматы обязаны выполнять план, и призывают всё, что шевелится. Месяцем раньше в наш полк угодил бедолага с серьезной болезнью позвоночника, нешуточной язвой желудка и тремя пальцами на правой руке. Инвалида послали обратно. Он, вроде, не обиделся.
— Жалобы есть? Нет. Следующий.
— Жалобы есть? Нет. Следующий.
— Жалобы есть?
— Жалоб нет. Но у меня аллергия на пенициллин.
Капитан застывает, пытаясь сообразить, что не так, почему отлаженный механизм дал сбой.
— Чего-чего? — переспрашивает капитан.
— У меня аллергия на пенициллин. Мне в военкомате сказали, чтобы я на медосмотре обязательно об этом заявил. Чтобы вы сделали отметку. А то мало ли…
Капитан через силу оживляется. Вяло манит пальцем. Я наклоняюсь поближе. И капитан очень громко шепчет мне: